Рассказ беспризорника
| 12:43, вторник, 31 августа 2010-31, 12:43
Я познакомился с Володей в 2007 году в интернате, работая волонтером с ребятами старшей рабочей группы. Он был равнодушен к нашим занятиям, пропадая целыми днями с деревенскими пацанами и появляясь в интернате только в часы обеда и ужина. В какой-то момент мы сдружились, и я услышал эту .
- Мне было шесть лет, и я очень завидовал старшим ребятам, которые умели ездить на тракторе. Я помню, как мать подарила мне на день рождения игрушечный трактор - желтый, с черными колесами. К нам тогда в колхоз пригнали новые трактора, похожие на тот, который мне подарили. Я помню, что очень был рад.
Можешь вспомнить, как вы тогда жили?
- Ну, я не скажу, что плохо, - нормально жили. Мать, правда пила... Иногда... Или даже, боюсь сказать, часто... Отец постоянно был на халтурах, много работал. Как рассказывала мать, он был печником и плотником. Когда он появлялся дома, все было замечательно: мы нормально жили, нормально ели...
Потом родители развелись, я остался с матерью. Позже, насколько я знаю, он вернулся домой и хотел забрать меня. Он напился, - с горя или просто так, - и замерз на морозе по дороге домой.
Что произошло после развода?
- Я помню, постоянно приезжали какие-то люди и машины - мать активно продавала все, что было в доме: мебель и тому подобное. Потом мы отправились в Новосибирск, к родне. Проезжали через Москву...
Как так вышло, что ты остался один?
- У нас были с собой большие баулы с вещами, и мы оставили их в переходе. Матери надо было отойти, и она сказала, чтобы я посторожил вещи. Какие-то она забрала с собой, какие-то оставила... Я стоял до тех пор, пока не захотел есть...
Долго стоял?
- Я не знаю... Я помню, когда она ушла было светло. Когда я пошел, было уже темно.
Ты стоял, плакал?
- Конечно, я плакал, как тут не плакать...
Сколько тебе было?
- Лет восемь...
Ты помнишь момент, когда ты стоял-стоял, а потом решился пойти?
- Я решил уйти с этого места, чтобы попробовать найти мать. Я решил пойти искать так, как ищут в деревне: туда, где больше всего народа. А в итоге -- везде люди... Потом я хотел сумки найти, но уже не смог найти и вещей.
Я хочу понять, как ты, восьмилетний, принимал решения...
- Я не думаю, что я что-то сознательно решал... Мне, конечно, хотелось найти мать... Но, кроме этого, мне еще хотелось есть [смеется]. Я куда-то пошел - куда-то пришел, кого-то попросил - мне что-то дали... Потом ловили менты, а я убегал от них. Потом подошел в переходе к каким-то мужикам: они пели, а я танцевал...
В какой момент ты оставил попытки ее найти?
- Ты знаешь, я как-то забыл про это... Ну, когда меня кто-то спрашивал, я рассказывал, но особо об этом не думал... Может быть, были какие-то взрослые на вокзале, которые мне объяснили, что она уже не появится...
Сколько ты провел времени на этом вокзале?
- Я достаточно долго в переходе жил. Мне кажется, около месяца. Я помню, как позже, в ЦВИНПе (центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей) меня ругали - вот, мол, опять привезли грязного, не отмыть.
Что было потом?
- Потом меня этапировали в такой же приемник в Пскове, откуда, спустя три месяца, отправили в интернат.
Ты помнишь тот день, когда тебя привезли в детский дом?
- Да, я помню, как сидел в столовой и ел картофельное пюре с котлетой из алюминиевой тарелки. Подошел старшеклассник и сказал, давай, мол, котлету. Я его послал. Ночью меня побили, и я попал в больницу с двумя сломанными ребрами.
Что дальше?
- Потом меня выписали из больницы. Я вернулся в интернат, начал опять упорствовать. Меня снова побили, но обошлось без больницы. Потом опять побили, я попал в больницу, но ненадолго...
Мне кажется, когда целенаправленно бьют, есть два варианта - продолжать гнуть свое или ломаться. Почему ты не сломался? Недостаточно били?
- Ну, как тебе сказать... Думаю, я свое получил в полной мере. На тот момент были какие-то ощущения, что не сдаваться... Может быть, во время бродяжничества по Москве люди понимали, что я попаду в интернат, и объясняли, с чем придется столкнуться. Может быть, связано с этим, а, может быть, просто с характером... Я не знаю. Я понимал, что если молчать, будут бить постоянно, а если сопротивляться, то однажды это закончится.
Были ли ребята, которые вели себя иначе?
- Да.
И их, вероятно, было большинство?
- Да.
Как складывалась их жизнь?
- Они выполняли какие-то услуги, чтобы их не трогали.
Какие?
- Ну, к примеру, ходили в город, добывали сигарет и денег.
Как добывали?
- Попрошайничали, воровали на рынке. Украл в одной палатке ботинки, принес, продал в другую. Или за полцены сыну воспитателя. По-разному...
У тебя в тот момент были какие-то друзья?
- Нет.
Вообще?
- Ну, были люди, с которыми я общался... Но дружить так, чтобы с кем-то чем-то поделится, такого не было... Дружба в системе редко бывает... И она всегда чем-то обоснована -- совместными походами на рынок и тому подобным.
Ты помнишь кого-то из тех старшеклассников, кто тебя бил?
- Я даже виделся недавно с одним из них. Мы в "Контакте" списались, он сейчас в Питере живет, женился. Я приехал, мы сели за стол - он со своей женой, я с девушкой. Зашел разговор о прошлом.. Я ему затрещину отвесил, - так в шутку. Ну что, говорю, ответить уже не можешь? Он сейчас ниже меня, в плечах поуже. Да, говорит, время поменялось...
То есть, все эти процессы вызваны условиями...
- Конечно... Я думаю, что в какой-то момент... Я не знаю, как это сказать... Я их...
Простил?
- Да, наверно... По-другому тогда просто нельзя было. Я тоже потом себя вел так же, как эти старшеклассники. Иногда мягче, иногда тяжелей...
Хорошо, однажды ты добился своего, тебя оставили в покое. Зачем тогда бить других?
- Если бы я просто остался в этом положении, рано или поздно нашлись бы те, кто попытался бы начать все снова. Поэтому, выгодней было стать таким самому. Я уже говорил: это система - либо ты, либо тебя...
И потом, это удобно всем. Воспитателям главное, чтобы не было выговоров, мне важно оставаться в авторитете, малым важно, чтобы их не трогали.
- Представь, в нашей группе было восемь мальчиков. Мы приходим в столовую, садимся за один стол. К нам садится старшеклассник и ест семь порций. А мы едим одну на семерых. Представляешь, каково это? И это происходит неделю, две... Первое время мы еще пытались делиться - двое едят завтрак, двое обед и трое ужин. Но, все равно, не наедались. И шли воровать...
Подожди, но есть же воспитатель, он контролирует этот процесс?
- Да какой, к черту, контроль! Воспитатели стояли рядом с дверью и говорили о своем. Было десять групп и, что меня поражает до сих пор, всем было наплевать! Я сейчас вижу через три комнаты, как домашний ребенок шоколадку прячет. А мы сидели - вот, за вторым от двери столом! Как это не заметить? На все закрывали глаза, всем это выгодно было. Старшие покушают, значит, в группе будет порядок...
По сути, работа воспитателей выполнялась кулаками старших ребят?
- Ну да, подходит воспитатель, говорит, кого надо приструнить. Я спрашиваю, что мне за это будет. Воспитатель предлагает деньги или, там, сигареты. Я отбираю у своих "шестерок" завтрак, отдаю другим ребятам и даю поручения побить кого надо. Они понимают, что если будут выполнять мои команды, не пропадут. В итоге все довольны, а я, вроде как, и не при делах, лежу на кровати...
Но однажды тебя с этой кровати подняли...
- Ну, да, сказали - собирайся, поедем в "институт"...
Ладно, мы подошли к самому интересному месту, как тебя, ученика девятого класса общеобразовательной школы, отправили в интернат для умственно отсталых детей. Насколько я понимаю, перед этим тебя должны были свозить в психиатрическую больницу.
- Да.
За что тебя туда отправили?
- Первый раз был за драку, я пришел пьяный, и воспитатель соседней группы начал меня отчитывать и укладывать спать. Слово за слово, мы сцепились. Наутро меня уже везли в Суханово (областная психбольница - прим. автора).
Что потом?
- Потом положили на неделю в надзорную палату на детском отделении. Там около 15 человек под особо пристальным наблюдением. Потом оттуда перевели во вторую палату, там народу поменьше и поспокойнее. Потом в палаты на трех-четырех человек...
Какой был основной контингент на отделении?
- В основном интернатовские, после побегов или по залетам... Было несколько ребят домашних.
То есть лечат, по сути, от плохого поведения...
- Ну да...
Как тебя лечили?
- Таблетками... Аминазин, галоперидол, трифтазин...
Как они действуют?
- С аминазина состояние такое, как бы сказать... беспомощное. Вялый, сонный. Никаких мыслей нет в голове. А от галоперидола ломает всего, руки-ноги выгибает. Когда первый раз давали "галку", я уже наловчился химичить (прятать за щекой, под языком, в горле, а потом выплевывать - прим. автора), но решил все-таки попробовать. О чем сильно пожалел впоследствии, особенно сидя в туалете в перекрученном состоянии...
До этого в интернате тебе ничего не давали?
- Нет, конечно, я же говорю, у нас обычный интернат был, там анальгина на медпункте не допросишься.
Сколько раз ты ездил в психушку?
- Раз семь...
За что?
- Дрался, учиться отказывался, сбегал из интерната...
Видимо, на восьмой раз ты так всех достал, что тебя просто перевели в интернат для умственно-отсталых. Ты вообще догадывался о существовании такого учреждения?
- Я вообще не подозревал, что есть такие дети... Ну, которые не могут читать, писать...
Говорить...
- Ага... Приводят меня в медпункт, а там стоят семеро, качаются из стороны в сторону... Нас двоих привезли туда - меня и моего одноклассника. Отправили в первую рабочую группу [старшие ребята, которые выполняют физическую работу в интернате - прим. автора].
Да уж... Было о чем погрустить длинными осенними вечерами.
- Было о чем погрустить всесезонными вечерами, не дожидаясь осени.
И как ты вообще жил во всем этом?
- Дим, ну, как я жил в этом...
Наверно был какой-то протест...
- Какой уж тут протест... Это конец. Ты закрыт в клетке с дебилами. Школа не закончена, училища не будет. Если в психушке ты понимаешь, что лечение закончится и поедешь обратно, то уехать отсюда можно только во взрослый интернат... У моего одноклассника хоть бабка была, она его забрала, а мне вообще некуда идти...
Я имел в виду протест...
- Да какой, к черту, протест? О каком протесте ты хочешь услышать? Это вопрос смирения, а не протеста. Можно только смириться! Это - самое глубокое дно всей системы. Это - отбросы общества, те, кого слили в самый низ. В обычном интернате плохо, но там ты хоть учишься, тебе светит училище и хоть какое-то право на жизнь. А тут все, никаких перспектив, никакой жизни.
Ты не думаешь, что...
- Я думаю, что те, кто отправляет в интернаты для инвалидов таких, как я, не совсем понимают, что делают. Если бы они своими глазами увидели эту систему, потерпели бы меня, чтобы хоть доучился...
Ты не думаешь, что им просто наплевать?
- Я думаю, они просто не понимают...
- Мне было шесть лет, и я очень завидовал старшим ребятам, которые умели ездить на тракторе. Я помню, как мать подарила мне на день рождения игрушечный трактор - желтый, с черными колесами. К нам тогда в колхоз пригнали новые трактора, похожие на тот, который мне подарили. Я помню, что очень был рад.Можешь вспомнить, как вы тогда жили?
- Ну, я не скажу, что плохо, - нормально жили. Мать, правда пила... Иногда... Или даже, боюсь сказать, часто... Отец постоянно был на халтурах, много работал. Как рассказывала мать, он был печником и плотником. Когда он появлялся дома, все было замечательно: мы нормально жили, нормально ели...
Потом родители развелись, я остался с матерью. Позже, насколько я знаю, он вернулся домой и хотел забрать меня. Он напился, - с горя или просто так, - и замерз на морозе по дороге домой.
Что произошло после развода?
- Я помню, постоянно приезжали какие-то люди и машины - мать активно продавала все, что было в доме: мебель и тому подобное. Потом мы отправились в Новосибирск, к родне. Проезжали через Москву...
Как так вышло, что ты остался один?- У нас были с собой большие баулы с вещами, и мы оставили их в переходе. Матери надо было отойти, и она сказала, чтобы я посторожил вещи. Какие-то она забрала с собой, какие-то оставила... Я стоял до тех пор, пока не захотел есть...
Долго стоял?
- Я не знаю... Я помню, когда она ушла было светло. Когда я пошел, было уже темно.
Ты стоял, плакал?
- Конечно, я плакал, как тут не плакать...
Сколько тебе было?
- Лет восемь...
Ты помнишь момент, когда ты стоял-стоял, а потом решился пойти?
- Я решил уйти с этого места, чтобы попробовать найти мать. Я решил пойти искать так, как ищут в деревне: туда, где больше всего народа. А в итоге -- везде люди... Потом я хотел сумки найти, но уже не смог найти и вещей.
Я хочу понять, как ты, восьмилетний, принимал решения... - Я не думаю, что я что-то сознательно решал... Мне, конечно, хотелось найти мать... Но, кроме этого, мне еще хотелось есть [смеется]. Я куда-то пошел - куда-то пришел, кого-то попросил - мне что-то дали... Потом ловили менты, а я убегал от них. Потом подошел в переходе к каким-то мужикам: они пели, а я танцевал...
В какой момент ты оставил попытки ее найти?
- Ты знаешь, я как-то забыл про это... Ну, когда меня кто-то спрашивал, я рассказывал, но особо об этом не думал... Может быть, были какие-то взрослые на вокзале, которые мне объяснили, что она уже не появится...
Сколько ты провел времени на этом вокзале?
- Я достаточно долго в переходе жил. Мне кажется, около месяца. Я помню, как позже, в ЦВИНПе (центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей) меня ругали - вот, мол, опять привезли грязного, не отмыть.
Что было потом?
- Потом меня этапировали в такой же приемник в Пскове, откуда, спустя три месяца, отправили в интернат.
Ты помнишь тот день, когда тебя привезли в детский дом?- Да, я помню, как сидел в столовой и ел картофельное пюре с котлетой из алюминиевой тарелки. Подошел старшеклассник и сказал, давай, мол, котлету. Я его послал. Ночью меня побили, и я попал в больницу с двумя сломанными ребрами.
Что дальше?
- Потом меня выписали из больницы. Я вернулся в интернат, начал опять упорствовать. Меня снова побили, но обошлось без больницы. Потом опять побили, я попал в больницу, но ненадолго...
Мне кажется, когда целенаправленно бьют, есть два варианта - продолжать гнуть свое или ломаться. Почему ты не сломался? Недостаточно били?
- Ну, как тебе сказать... Думаю, я свое получил в полной мере. На тот момент были какие-то ощущения, что не сдаваться... Может быть, во время бродяжничества по Москве люди понимали, что я попаду в интернат, и объясняли, с чем придется столкнуться. Может быть, связано с этим, а, может быть, просто с характером... Я не знаю. Я понимал, что если молчать, будут бить постоянно, а если сопротивляться, то однажды это закончится.
Были ли ребята, которые вели себя иначе?
- Да.
И их, вероятно, было большинство?
- Да.
Как складывалась их жизнь?
- Они выполняли какие-то услуги, чтобы их не трогали.
Какие?
- Ну, к примеру, ходили в город, добывали сигарет и денег.
Как добывали?
- Попрошайничали, воровали на рынке. Украл в одной палатке ботинки, принес, продал в другую. Или за полцены сыну воспитателя. По-разному...
У тебя в тот момент были какие-то друзья?
- Нет.
Вообще?
- Ну, были люди, с которыми я общался... Но дружить так, чтобы с кем-то чем-то поделится, такого не было... Дружба в системе редко бывает... И она всегда чем-то обоснована -- совместными походами на рынок и тому подобным.
Ты помнишь кого-то из тех старшеклассников, кто тебя бил? - Я даже виделся недавно с одним из них. Мы в "Контакте" списались, он сейчас в Питере живет, женился. Я приехал, мы сели за стол - он со своей женой, я с девушкой. Зашел разговор о прошлом.. Я ему затрещину отвесил, - так в шутку. Ну что, говорю, ответить уже не можешь? Он сейчас ниже меня, в плечах поуже. Да, говорит, время поменялось...
То есть, все эти процессы вызваны условиями...
- Конечно... Я думаю, что в какой-то момент... Я не знаю, как это сказать... Я их...
Простил?
- Да, наверно... По-другому тогда просто нельзя было. Я тоже потом себя вел так же, как эти старшеклассники. Иногда мягче, иногда тяжелей...
Хорошо, однажды ты добился своего, тебя оставили в покое. Зачем тогда бить других?
- Если бы я просто остался в этом положении, рано или поздно нашлись бы те, кто попытался бы начать все снова. Поэтому, выгодней было стать таким самому. Я уже говорил: это система - либо ты, либо тебя...
И потом, это удобно всем. Воспитателям главное, чтобы не было выговоров, мне важно оставаться в авторитете, малым важно, чтобы их не трогали.
- Представь, в нашей группе было восемь мальчиков. Мы приходим в столовую, садимся за один стол. К нам садится старшеклассник и ест семь порций. А мы едим одну на семерых. Представляешь, каково это? И это происходит неделю, две... Первое время мы еще пытались делиться - двое едят завтрак, двое обед и трое ужин. Но, все равно, не наедались. И шли воровать...Подожди, но есть же воспитатель, он контролирует этот процесс?
- Да какой, к черту, контроль! Воспитатели стояли рядом с дверью и говорили о своем. Было десять групп и, что меня поражает до сих пор, всем было наплевать! Я сейчас вижу через три комнаты, как домашний ребенок шоколадку прячет. А мы сидели - вот, за вторым от двери столом! Как это не заметить? На все закрывали глаза, всем это выгодно было. Старшие покушают, значит, в группе будет порядок...
По сути, работа воспитателей выполнялась кулаками старших ребят?
- Ну да, подходит воспитатель, говорит, кого надо приструнить. Я спрашиваю, что мне за это будет. Воспитатель предлагает деньги или, там, сигареты. Я отбираю у своих "шестерок" завтрак, отдаю другим ребятам и даю поручения побить кого надо. Они понимают, что если будут выполнять мои команды, не пропадут. В итоге все довольны, а я, вроде как, и не при делах, лежу на кровати...
Но однажды тебя с этой кровати подняли...
- Ну, да, сказали - собирайся, поедем в "институт"...
Ладно, мы подошли к самому интересному месту, как тебя, ученика девятого класса общеобразовательной школы, отправили в интернат для умственно отсталых детей. Насколько я понимаю, перед этим тебя должны были свозить в психиатрическую больницу.- Да.
За что тебя туда отправили?
- Первый раз был за драку, я пришел пьяный, и воспитатель соседней группы начал меня отчитывать и укладывать спать. Слово за слово, мы сцепились. Наутро меня уже везли в Суханово (областная психбольница - прим. автора).
Что потом?
- Потом положили на неделю в надзорную палату на детском отделении. Там около 15 человек под особо пристальным наблюдением. Потом оттуда перевели во вторую палату, там народу поменьше и поспокойнее. Потом в палаты на трех-четырех человек...
Какой был основной контингент на отделении?
- В основном интернатовские, после побегов или по залетам... Было несколько ребят домашних.
То есть лечат, по сути, от плохого поведения...
- Ну да...
Как тебя лечили?- Таблетками... Аминазин, галоперидол, трифтазин...
Как они действуют?
- С аминазина состояние такое, как бы сказать... беспомощное. Вялый, сонный. Никаких мыслей нет в голове. А от галоперидола ломает всего, руки-ноги выгибает. Когда первый раз давали "галку", я уже наловчился химичить (прятать за щекой, под языком, в горле, а потом выплевывать - прим. автора), но решил все-таки попробовать. О чем сильно пожалел впоследствии, особенно сидя в туалете в перекрученном состоянии...
До этого в интернате тебе ничего не давали?
- Нет, конечно, я же говорю, у нас обычный интернат был, там анальгина на медпункте не допросишься.
Сколько раз ты ездил в психушку?
- Раз семь...
За что?
- Дрался, учиться отказывался, сбегал из интерната...
Видимо, на восьмой раз ты так всех достал, что тебя просто перевели в интернат для умственно-отсталых. Ты вообще догадывался о существовании такого учреждения?
- Я вообще не подозревал, что есть такие дети... Ну, которые не могут читать, писать...
Говорить...
- Ага... Приводят меня в медпункт, а там стоят семеро, качаются из стороны в сторону... Нас двоих привезли туда - меня и моего одноклассника. Отправили в первую рабочую группу [старшие ребята, которые выполняют физическую работу в интернате - прим. автора].
Да уж... Было о чем погрустить длинными осенними вечерами.- Было о чем погрустить всесезонными вечерами, не дожидаясь осени.
И как ты вообще жил во всем этом?
- Дим, ну, как я жил в этом...
Наверно был какой-то протест...
- Какой уж тут протест... Это конец. Ты закрыт в клетке с дебилами. Школа не закончена, училища не будет. Если в психушке ты понимаешь, что лечение закончится и поедешь обратно, то уехать отсюда можно только во взрослый интернат... У моего одноклассника хоть бабка была, она его забрала, а мне вообще некуда идти...
Я имел в виду протест...
- Да какой, к черту, протест? О каком протесте ты хочешь услышать? Это вопрос смирения, а не протеста. Можно только смириться! Это - самое глубокое дно всей системы. Это - отбросы общества, те, кого слили в самый низ. В обычном интернате плохо, но там ты хоть учишься, тебе светит училище и хоть какое-то право на жизнь. А тут все, никаких перспектив, никакой жизни.
Ты не думаешь, что...- Я думаю, что те, кто отправляет в интернаты для инвалидов таких, как я, не совсем понимают, что делают. Если бы они своими глазами увидели эту систему, потерпели бы меня, чтобы хоть доучился...
Ты не думаешь, что им просто наплевать?
- Я думаю, они просто не понимают...
КомментарииОставить комментарий
Это твоя Соборная Родина сынок.
Григорий
"Да какой, к черту, протест? О каком протесте ты хочешь услышать? Это вопрос смирения, а не протеста. Можно только смириться!" Эта цитата относится ко всем, кто наблюдал, как "они взорвались" в сентябре 1999, "она утонула" в августе 2000, "они отравились" в октябре 2002, "они сгорели" в сентябре 2004, "они разбились (сбиты!)" в сентябре 2008 и т.д., но со смиренным упрямством продолжают платить налоги кремлядям.
.....потерпели бы меня, чтобы хоть доучился... - тебя достаточно долго терпели, даже больше, чем ты заслуживаешь.....это не исповедь, это изощренное попрошайничество, да и работать это тело не будет никогда, даже на себя (кроме как слабых грабить)......наказанья без вины не бывает...
Ужас, я хотя тоже жила не сладко с родителями алкашами,всегда боялась попасть в интернат. Но глядя на жизнь своих родителей дала себе клятву еще в 6 лет, что такой не стану, как они, и сегодня мне 37, и клятву сдержала. Я закончила колледж и институт, работала всегда сколько себя помню, не крю и не пью, побывала во многих странах...есть в жизни более интересные вещи, и жить хорошо...
моим подругам по детству повезло меньше, они спились,решили, что выхода нет, какие родители такие и дети...но это лишь их слабость. Можно выжить и жить, и не опускаться на дно!
Беспризорники ... Сначала они появились на улицах наших городов во время Гражданской войны. Потом была вторая волна - как одно из наследий Великой Отечественной. Но откуда взялась нынешняя - третья генерация?! Ведь не вторгались после 1941 на нашу землю полчища завоевателей! Ведь не из Чечни же все эти несчастные дети приехали?! Откуда берутся в наше мирное время всё новые и новые беспризорники?! Я задавал себе этот болезненый вопрос каждый раз, проходя рано утром, по пути на работу, мимо мальчишек и девчёнок, мирно спящих прямо на улице большого города. И не находил взарумительного ответа.
Однажды вечером жена привела домой бездомного мальчика лет 8. Говорит, его избивали дети постарше, и она не могла пройти мимо. Мальчика отмыли, переодели - наш сын был не на много старше, и у нас нашлась кое-какая одежда, из которой сын уже вырос ... Накормили, расспросили ...
Оказалось, у мальчика есть и папа и мама, но они давно в разводе и живут врозь. Мама регулярно пьёт "горькую" и едва-ли не каждый вечер приводит домой какого-нибуть дядю. А сына выставляет на улицу - чтоб не мешал. Да он и сам не очень домой рвётся, потому, что там есть нечего. Иногда, конечно, заходит туда - родной дом всё-таки, - но ему там не особо рады.
Тихий вежливый мальчик. Он переночевал у нас одну ночь а утром ушёл назад - на улицу. От нашего предложения насчёт интерната отказался категорически - говорит, там ещё хуже, чем на улице. В школу не ходил ни единого дня, но немного умеет читать и считать - мальчишки постарше научили. Ещё сказал, что практически у всех детей, живущих вместе с ним "на улице", такая же ситуация, что и у него - у них есть родители, но они своим родителям не нужны. Как правило, это одинокие матери, однажды "залетевшие" "под кайфом" или по-пьянке, и толком даже не знающие, от кого именно. Реже - разводные женщины, находящиеся в активном поиске нового супруга и рассматривающие собственных детей как помеху будущему счастью. Это стало одной из примет нашего времени: дети-сироты при живых родителях!
Наркоманы и алкоголики - не только наша беда - такие есть во всех странах. Почему-же именно у нас это обернулось страшной социальной бедой - беспризорщиной?! Думаю, это отражает моральную деградацию нашего общества. Общества, из которого ушла Любовь.
Когда-то Любви учили семья и Церковь. Но пришла Советская Власть и сначала раздавила Церковь, объявив религию "опиумом для народа", а потом забрала детей из их семей в детские сады и школы. Отныне уходом за детьми должны были заниматься профессиональные няни, а их родные матери были обязаны денно и ношно трудиться на стройках Социализма. Отпуск по уходу за новорожденным тогда длился, если не ошибаюсь, не более 3-х месяцев. Лично для меня ясли по сей день остаются одним из кошмарных воспоминаний раннего детства: вокруг совершенно чужие люди и я - малютка, оторванная от материнской любви. Ясельные дети часто и подолгу болеют - няни не заинтересованы в том, чтобы их подопечные были здоровы: меньше детей - меньше работы. А зарплата остаётся неизменной - очень маленькой.
Воспитание детей было возложено на профессиональных воспитателей. Степень их заинтересованности в конечных результатах своего труда очень хорошо изложена в обсуждаемой статье и мне к этому добавить нечего. Скажу лишь, что тонкая индивидуальная работа по формированию личности, которая ранее осуществлялась в семье, отныне свелась к формальному выполнению некоей усреднённой программы. Каков подход, таков и результат!
А после 7 лет воспитанием ребёнка вообще никто не занимается, ведь главная функция школы - обучение, а не воспитание. Опять-же, усреднённое и формальное. Как результат - в каждом классе есть свои "первые парты" и своя обязательная "камчатка", из которой вырваться не проще, чем из интерната для умственно-отсталых. Учитель реально работает лишь с 5-6 учениками в каждом классе. Остальные для него - баласт, который ему приходится тащить на себе. Потому, что невозможно работать индивидуально с каждым из 40 учеников (именно столько нас было в моём классе). Вот и приходится педагогу делить учеников на "перспективных" и "так себе". Какое уж тут воспитание! И кого здесь могут научить Любви?!!
Нет, Любви нас конечно учили - любви к Родине, Партии, Ленину. Учили бросаться под гусеницы танков со связкой гранат в руке, ложиться на амбразуру с пулемётом - так понималась тогда Любовь к Родине, Партии, Ленину. А ещё учили уступать место старикам в общественном транспорте. Этим занималась Пионерская Организация. Комсомол учил быть принципиальными, честными, всегда готовыми выполнить любое задание Партии. Ну а для членов Партии существовал "Моральный Кодекс Строителя Коммунизма", предписывавший быть скромными, честными, верными своим семьям ... Этакий усечённый вариант Христианской Этики. Как позднее выяснилось, кодекс этот не распространялся на руководство как самой Партии так и Комсомола - начиная от райкомов и выше.
А потом был Горбачёв, приказавший своей Партии: "Обогащайтесь!" На этом все моральные кодексы и закончились ... Отныне любовь к деньгам стремительно затмила не только остатки любви к ближнему, но и выхолощенную коммунистами любовь к Родине, и даже прежде стойкую ко всем катаклизмам этого мира любовь к членам своей семьи! Россию накрыла зловещая тень Золотого Тельца.
Что теперь делать? Применительно к обсуждаемой теме, скажу, что следуем незамедлительно пересмотреть целый ряд устоявшихся правовых догм и в первую очередь догму о том, что при разводе приоритетное право на детей имеет их мать. Кроме того, не будет лишним обратиться к опыту других стран почасти защиты прав детей при разводе. В США при разводе ребёнка могут не отдать ни одному из родителей, если у суда возникнут сомнения относительно того, что ребёнку будет хорошо с одним из родителей. В таких случаях ребёнка могут временно поместить в другую семью - причём вовсе не обязательно бездетную. Есть немало нормальных успешных семей, готовых дать приют чужому ребёнку и окружить его любовью, будто собственного. Это в США. Неужели в огромной России не найдётся таких семей?! А есть ещё бездетные семьи, для которых этот ненужный никому ребёнок станет источником света в доме!
И пора наконец вернуть на нашу многострадальную землю Любовь к ближнему. Не строительством храмов на бюджетные деньги вместо жилья, школ и детских садиков! - Нет! Это долгий, очень трудный и болезненный процесс, который не решишь простым выделением некоей суммы бюджетных денег. Тут главное, что может сделать Государство - НЕ МЕШАТЬ!!! В каждом обществе есть здоровые силы, способные возродить моральный климат в нём. Есть они и в России. Беда в том, что российская псевдо-элита видит в них конкурентов и даже угрозу для себя. Справедливо видят, надо заметить, но подавляя эти здоровые силы, псевдо-элита способствует моральному разложению российского общества, за которым неизбежно последует его смерть. Это тот самый случай, когда Государство должно посторониться, дабы сохраниться. Не вмешиваться в вопросы Религии - пусть каждый сам для себя решает, какая из ветвей Христианства лично ему милее. Пусть церкви и конфессии в нелёгкой конкурентной борьбе завоёвывают сердца россиян, а не путём кабинетных подковёрных сделок с Властью! Тогда в России возродится наконец Духовная Жизнь и в страну эту возвратится утерянная Духовность! И как следствие - исчезнут с наших улиц беспризорные дети - дети, которых никто не любит.
Надо это моему соседу дать почитать может по умнеет, а то в голове только алкоголь и тунеядство до добра это не доведёт. А парень то по сути нормальный, просто заблудился по жизни....
Спасибо автору.
Кто виноват? Мы сами и виноваты. Потому что беспризорные дети при живых родителях стали для нас нормой. Потому что все знают или догадываются, что в интернатах очень тяжелая жизнь и ничего не предпринимают.
Да взять хотя бы того, кто взял это интервью. Человек молодец. Обо всем расспросил свой объект, написал статью, опубликовал, получил бабки. И все. И пошел равнодушно дальше. А в том интернате до сих пор творится беспредел, и воспитатели работают на своих местах, и так же "не замечают" происходящего там.
Так кто виноват? Пьющие родители? Милиция? Работники дет. домов? Журналисты, которые не сообщают о преступлениях а Прокуратуру? Или все мы, которые прочли этот репортаж и продолжим дальше заниматься своими делами?
Наверное это самый лучший пост, из мною здесь прочитанных.
Автору большое спасибо.
Причем тут журналист? Это вообще не журналист, а волонтёр. Ему низкий поклон, что взял интервью.
"Наказанья без вины не бывает". Как вообще можно ребёнка в чем то винить? Виновато только общество и наше равнодушие.
Как страшно жить. Вы ведь такого комментария ждёте?)))) Не люблю когда из меня слезу давят.