����ý

В Ярославской глубинке есть село Давыдово. На горе стоит большой храм, вокруг разбросаны домишки с затейливой резьбой, которой издавна славится округа. Летом, да и не только летом в селе многолюдно - а это уже хорошо для русской провинции. Село живет. И не простой жизнью, а жизнью общинной, христианской, благотворительной.

Шестой год подряд на лето сюда съезжаются с окрестных областей дети и их родители - пожить смену, а то и две в летнем лагере. Вот только дети эти не обычные. Часть из них - с различными видами инвалидности и особенностями поведения - ДЦП, аутизм, синдром Дауна.�� Другая часть детей и подростков приезжает в село волонтерами.

Идея благотворительного лагеря, где дети-инвалиды живут вместе со здоровыми сверстниками, где они могут поработать на ферме, в трапезной, помочь в заготовке дров, где сходить в ночное на лошадях - не мечта, а реальность;принадлежит священнику, отцу Владимиру Климзо.

Отец Владимир Климзо по происхождению москвич, учился в мединституте, где познакомился со своей будущей женой. Когда начали рождаться дети, институт бросил, стал зарабатывать на жизнь ремеслом гитарного мастера и другими способами. В�� Давыдово он приехал с семьей более десяти лет назад, чтобы жить в селе.�� Он много путешествовал в свое время и, в конце концов, захотел покинуть город и жить на природе. Сначал фермерствовал, потом вместе с друзьями собрал приходскую общину и начал восстанавливать храм Владимирской иконы Божией Матери.

Десять лет назад давыдовский храм находился в плачевном состоянии - в годы советской власти здесь был клуб и склад зерна. Стены проломлены, крыша провалена, купола сброшены. За время восстановления община очень сплотилась, сформировался клирос. "Мы строим храм, а храм строит нас", - любит повторять отец Владимир. Когда храм был восстановлен, Владимир Климзо принял сан священника.

Шесть лет назад группа родителей детей-инвалидов из Подольска попросилась приехать в Давыдово на отдых. В первую же смену работы лагеря священник и его ближние остро почувствовали значение этого служения для православной общины, в которой тоже собрались непростые люди со своими несчастьями и проблемами.�� Дело христианской любви, помощи ближнему стало основной скрепой общины. С тех пор каждый год в Давыдово стала приезжать не только эта группа, но и многие другие семьи с "особыми" детьми. Потянулись и волонтеры: педагоги, психологи, фольклористы.

Дети занимаются на лошадях, абсолютно бесплатно.

Это Влад Толстокоров. Владу 12 лет. У него самая серьезная форма аутизма - синдром Канера. До года мальчик развивался как все, разве что был слишком спокойным и нетребовательным. После третьего цикла обязательных прививок развитие Влада изменилось. Он перестал говорить и "слышать" других, замкнулся в себе, стал жить словно в параллельном мире. Появилась гиперактивность, мальчик все время находится в движении, может бесконечно повторять набор одних и тех же действий. Он не говорит, но интеллект его хорошо развит. После долгих скитаний по больницам, мама с сыном перебрались из Алтайского края в Москву, а вскоре "пришли" к давыдовской общине. Мама Влада - протестантка, православие ее не смущает и не мешает ей, а наоборот, "она находит здесь необыкновенное спокойствие и гармонию для сына".��

Есть в Давыдово и очень непростые в поведении дети. С такими ребятами круглосуточно находятся волонтеры - они живут в одной палатке, вместе ходят на трапезу и на послушания. С аутистом Андреем Морозовым целую смену работает молодой парень, студент Ярославского пединститута Илья Саранди.�� Он родом�� из городка Тутаев Ярославской области, приехал в Давыдово на практику.

"Конечно, я испугался, когда впервые увидел и услышал, как Андрей раскачивается и кричит на службе в церкви. Сразу всплыли в памяти рассказы о бесноватых. Но прошло время, мы притерлись друг к другу. Я больше не пугаюсь поведения Андрея, не чураюсь его, а он научился меня слушаться", - рассказывает Илья. "Теперь я точно знаю одно - после увиденного и испытанного здесь жаловаться на свою жизнь я больше не буду". Этот 20-летний парень показался мне взрослее многих "умудренных жизнью" отцов семейств. "Я надеюсь, что Бог рано или поздно вернет детям разум, ведь в итоге спрашивать Он будет с разумных", - рассуждает волонтер.

Мама Андрея тоже находится в лагере, но отдельно от сына - в этом состоит эксперимент давыдовского лагеря. Дети должны по мере сил пытаться обходиться без родителей, ведь рано или поздно наступит время, когда самый близкий человек уйдет, и беззащитный особый ребенок, ставший "особым взрослым", окажется один на один с миром, мало приспособленным для не таких, как все.

Родительский вопрос - "что будет с ними, когда нас не станет" - главный в Давыдово. Собрания, где обсуждаются перспективы постоянной жизни в общине, проходят всегда не просто. Но утихают споры, и высыхают родительские слезы, и тогда появляются идеи и предложения по устройству круглогодичного поселения. Возможно, в 2012-м году давыдовская община примет первых своих "особых поселенцев" не на одно лето, а навсегда.

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?

Мы отправляемся вглубь Пакистана. Так и хочется написать, позади остается пыльный и душный Исламабад, но, увы, вся дорога - это путешествие по пеклу.

Что бы хоть как-то разнообразить однотонность перемещений по горным дорогам, мы при каждой выпадавшей нам возможности всячески развлекались. В этой будке, очень цивильной, кстати, пакистанцы переправляются через огромное ущелье. Мы тоже попробовали.

С утра долго торчим в номере в ожидании гида и водителя. Шутка – "кто понял жизнь, тот не спешит" - тут очень актуальна, и, скорее всего, применительно к таким людям, как�� я - из больших и суетных городов. Где-то через час после обозначенного времени все собираются в фойе гостиницы, и в который раз начинаем обсуждать маршрут. Я расслабляюсь под большим вентилятором - на улице уже давно плавится асфальт! Потом, наконец-то, загружаем в машину продукты, два наших рюкзака и купленные нами накануне арбузы и дыни (все это добро съесть за один присест не получилось). Ну, и начинается, наверно, самая скучная часть нашего путешествия - переезд.

Наматывая километры по серпантину, я размышляю о дорогах, которые все же в Пакистане намного лучше, чем в Непале (сравнение началось после того, как мы попали в гористую местность, живо напомнившую мне Непал). Но пакистанцам не повезло: слишком частые обвалы, оползни и землетрясения вынуждают их каждый год по несколько раз чинить полотно. Часто дорога может пропустить только одну машину, и если случается обвал, может мгновенно образоваться большая пробка. Удивительно, но сколько бы я не видел таких проблемных участков, там уже оперативно чинили дорогу, и мы больше 20 минут нигде не стояли… В нашей стране только принятие решения - кто будет осваивать бюджет, выделенный на починку - заняло бы несколько дней.

Потихоньку мы забрались уже прилично высоко, и перед нами первый городок Мюрри, где мы ненадолго останавливаемся. Решаем сначала перекусить, потом быстро пробежаться по городу и поехать дальше.

Забегаловка, в которую мы входим, представляет собой просто уголок, который можно назвать одним словом - помойка. (В который раз с благодарностью вспоминаю про виски в рюкзаке, мы же еще любим свежевыжатые соки пить…) Интересно, что думают сами пакистанцы, кушая в таких местах, ведь дома-то у них намного чище (я видел не раз). Со мной в Москву летел пакистанец, который на этот вопрос не смог ответить, признав впрочем, что проблема эта существует.

Пока мы ждем обед, Сергей пытается через дорогу сфотографировать нищего, у меня же все происходящее напрочь отбивает охоту что-либо снимать.

Делаю только пару фотографий в центре города. Раньше здесь было много британцев, и хотя время и землетрясения уже почти все следы их пребывания уничтожили, в городе есть еще несколько строений колониальной эпохи. Одно из самых заметных и интересных – старый собор, на территорию которого, увы, попасть нельзя. То ли на ремонте, то ли просто закрыто, чтобы неокрепшие пакистанские души не присматривались к образам и крестам (если все это, конечно, сохранилось внутри собора).

Теперь это место тусовки и праздного времяпровождения. Как только солнце устремляется в зенит, всяческая деятельность на улицах стремится к абсолютному нулю. Кстати, в Пакистане есть религиозные течения помимо ислама, на них приходится около 15% от общего числа верующих, и, наверно, большая часть - это христиане.

Долго в Мюрри мы не задерживаемся. Снова в машину и отправляемся дальше по горным дорогам. Ночевка в какой-то придорожной деревушке, в очень даже неплохом отеле - не ожидал что будет такой хороший сервис, видимо места довольно туристические.

Все, как в Непале: та же обстановка, та же природа с небольшими отличиями...

За высотой мы немного следим, есть GPS в спутниковом телефоне, а мой организм персонально забил первую тревогу. Я стал ощущать первые симптомы "горняшки", легкую головную боль и специфическое состояние всего тела. Скажем так, это не похоже на обычную головную боль.

Вот так вот! Не успев толком начать - уже первые проблемы. Сергей удивляется - рановато для "горняшки", а я ничуть не удивлен: сколько бы мы ни пили, вся влага испаряется из нас на такой жаре очень быстро. Плюс высота (примерно 1500-1700). Мой организм в этом плане довольно чувствительный, поэтому я заряжаю коктейль из витаминов и аспирина и начинаю его потихоньку хлебать. На следующее утро я заряжаю точно такую же банку и всю дорогу еду, прикладываясь к ней.

Перед дорогой немного прогулялись по деревушке. Хотелось походить – посмотреть на людей, на их реакцию на фотоаппараты, на нас. Люди очень доброжелательные, и хотя мы вызывали большой интерес у окружающих, никакого напряга я не ощущал. Даже сделал несколько кадров, никто не возражал.

��

Путешествие продолжается...

Полдня мы проводим в дороге, решив сделать небольшой крюк и заглянуть в печально известный городок Абботтабад, где недавно убили Усаму бин Ладена. Мы прикидываемся туристами-лохами и просим показать это место, что бы щелкнуться на фоне… Но расспросы приводят к обратному, нам настоятельно рекомендуют не задавать вопросов на тему Усамы, и вообще валить оттуда… Люди боятся. Чего? Военных или талибана - не ясно, но делать нечего, мы уезжаем без кадров с последним пристанищем "дядюшки Бена". Вообще, по поводу него и талибана я слышу довольно много шуток и всеобщее мнение, что простым-то людям от этих ребят сплошные трудности. Какой-то поддержки этого течения я нигде не наблюдал (и, слава богу). А в районах, где такая поддержка существует, мы и не путешествовали.

Начинается обычный скучный серпантин, я уже готов погрузиться в долгую медитацию до вечера (так легче переносится жара), как мы доезжаем до ущелья с кучей аттракционов. Очень забавно смотрятся карусели и прочие конструкции в пересохшем русле реки.

А еще чуть дальше видна переправа через эту реку в ущелье.

Просто повезло - это первый снимок женщины в Пакистане. Выходя из вагончика, она не успевает понять, что происходит.

Сначала мы фотографируем эту замечательную будку, на которой можно перебраться на другой берег. Она как раз переправляется на нашу сторону. Из любопытства спрашиваем, сколько стоит этот аттракцион (по другому я его не воспринимаю, хотя для местных жителей - это просто обыденная вещь). Нам за двоих заламывают конкретный "прайс" в 200 местных тугриков (1 доллар стоит 70-78 тугриков), и мы решаем попробовать на себе всю прелесть этого транспорта.

Помещение диспетчера. Он же кассир, деньги надо отдавать ему. Особенно радует наличие своего движка. Электричество часто отключают даже в Исламабаде, и застрять посередине дороги в этой кабинке – удовольствие мало приятное. А если непогода, и сильный ветер? Наверно, будет не очень весело раскачиваться в такой будке над пропастью!

Забираемся. С нами едет еще какой-то пакистанец. Кабинка рассчитана человек на шесть или восемь - если поплотнее усесться, но я бы не рискнул.

Почти сразу же трогаемся. Очень прикольно. Особенно, когда Сергей начинает перемещаться по кабинке в поисках лучшего ракурса, то к одному проему, то к другому. Кабинка от любого движения начинает раскачиваться, будоража воображение. А под нами в это время метров 150 до земли.

После скучной однотонной дороги – весьма бодрящее приключение. Но это цивильный транспорт. Ближе к вечеру мы увидим такой же, но попроще.

Уже на обратной дороге от Нанга Парбата, когда я был один, мне доведется еще раз наблюдать переправу людей. Это жестко. При этом сами пакистанцы относятся к происходящему с юмором и шутками.

А вот ребята в коробке поближе. Кто хочет испытать адреналиновый прилив - вам сюда. Уверен, мало не покажется, и привыкание произойдет не скоро.

По дороге часто встречаются стада овец. Иногда приходится ждать подолгу, пока пастухи освободят дорогу. Я пользуюсь этими остановками, чтобы снимать.

Вечером проезжаем мимо ущелья, и впервые видим горы. Завтра, если погода будет благоприятной, мы поднимемся к горному озеру примерно на высоту 3000 метров…

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?

Лена Кочарян всегда мечтала быть учителем и почему-то хотела учить детей именно немецкому языку. Ее мечта сбылась. Она окончила филиал Омского госпедуниверситета в городе Таре.

Встал вопрос о поиске работы. Оказалось, что немецкий сейчас не в моде. Выбор места работы ограничился двумя вакансиями.

Одна школа была расположена в 150 непроезжих в распутицу километрах от ее родительского дома. Другая – в селе Соусканово, куда также даже в хорошую погоду бывает сложно добраться, но она ближе – в 80 км от Кольтюгино, села, где живут ее мама и папа.

В Соусканово Лена и дала свой первый урок и почти сразу столкнулась с новой для нее проблемой – поголовным пьянством.

Вроде бы ее, родом из деревни, трудно удивить изнанкой деревенской жизни, и не должно было так шокировать пьяное село. Но Соусканово, действительно, оказалось запойным селом. Запойным по-черному. Тут не только мужики, а даже школьники выпивают. И старушка, к которой молодую учительницу определили на постой, любила устраивать хмельные гулянки до утра.

Лена быстро не выдержала шумного соседства. Уговорила директора школы, и он разрешил ей переселиться в кабинет технологии. Так и живет в школьном классе.

Фактически пустующем классе, потому что в хиреющем селе насчитывается 34 ученика. Уму-разуму их учит 10 педагогов, в том числе и молодая "немка" Кочарян.

Ученики, как говорит Лена, не простые. Один семиклассник однажды признался ей в любви и пытался, нетрезвый, проникнуть в ее школьное жилище. Она испугалась, ведь в ночное время Лена – единственная живая душа в школе. Кстати, зимой в ее классе-квартире холодно. Не спасают даже два электрообогревателя в такие студеные дни и ночи.

Я старался понять, что удерживает Лену здесь, в селе, где единственный фермер начинает посевную с вывоза своих немногочисленных работников в районную больницу – к наркологу. Там их кодируют. Этой кодировки в лучшем случае хватает на весенние работы, сенокос и уборку. Завершатся осенние хлопоты, и – полилась самогонная река и чумное похмельное бытие до следующего агросезона…

Лена говорит, что ее удерживает в школе и Соусканово только хороший педагогический коллектив, ведь зарплаты молодой учительницы хватает лишь на питание и поездки домой – на выходные к родителям. О нищенском вознаграждении за труд в таких диких условиях обидно слышать на фоне лицемерных рапортов правительственных омских газет и телеканалов о поддержке молодых учителей.

Досадно еще и потому, что непосредственно в школу по специальности приходит работать не более 20 процентов выпускников педвуза. Остальных в школу и калачом не заманишь.

А Лена из тех редких людей, которые, как не пафосно звучат такие слова в наше циничное время, хочет нести разумное, доброе, вечное. Хочет быть именно сельской учительницей. Не по нраву ей городская суета. Лена поняла это после поездки в Москву, к брату. Месяца столичной жизни хватило, чтобы окончательно определиться – ей больше нравится жить в деревне.

Честно скажу, я не смог внять аргументам Лены, принять их. Кажется, лучше сидеть без работы, чем трудиться в таких условиях. Но ее нельзя не уважать – скромную, хозяйственную, такую аккуратную и ухоженную на фоне вовсе не светлой деревенской жизни.

Я понимаю, что само присутствие в затерянной глуши такой девушки облагораживает эту округу, дает ей хотя бы малый шанс на возрождение. Но судите сами, как государство ценит учителей, если недавнее обнародование деклараций чиновников показало, что зарплата Лены почти в 50 раз меньше, чем, например, у омского министра образования…�� ��

Главное развлечение Лены по вечерам – социальные сети при помощи ноутбука. Он, кстати, куплен на так называемые "подъемные" от правительства области для тех молодых педагогов, которые решили учительствовать в сельской местности. На большее этого "стартового капитала", этой "льготы" не хватило… Ноутбук и модем, который поддерживает связь с виртуальным миром лишь в одном месте ее школьного жилища, спасают Лену от одиночества. И она всегда, с вечера до утра, находится в режиме online…������������ ��

В выходные Лена стремится попасть в свое Кольтюгино.

Чтобы увидеть маму и папу, что обожают свою дочь и отговаривают ее от соускановского учительства, Лене сначала надо добраться до автовокзала в Таре, а уже в райцентре сделать пересадку и ехать в родное село.

Но нередко из-за бездорожья рейсовые автобусы в Соусканово не доходят. Хоть вой, хоть плачь, но грунтовка, что ведет в село, раскисает, едва пройдет дождь. А зачастит непогода – прорежет дорогу колея, да такая, что внедорожники по брюхо будут вязнуть в грязи. И тогда останется Лена одна в школе на субботнюю и воскресную ночи в нагрузку к пяти будничным – до следующих выходных.

Девушка будет вести уроки и жить надеждой, что через неделю автобус все-таки пробьется до села Соусканово…

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?