����ý

30 сентября - 12 лет со дня начала второй чеченской кампании

Парадокс наших малых русских городков�� в названиях их улиц. В них увековечены практически все строители нового советского общества и их наставники. В Тотьме ли, Галиче, Солигаличе - можно бесконечно переходить с улицы Клары Цеткин (в Галиче�� даже - "Клары-Цеткин") на улицу Урицкого, пересекать проспект Карла Маркса, сворачивать в переулок Дзержинского и утыкаться в "тупик Ленина".

Сюра добавляет поразительная сохранность этих "улиц Урицкого", бывших Садовых, Торговых и Благовещенских. На улочках с проглядывающей сквозь асфальт булыжной мостовой стоят добротные купеческие дома, занятые ныне под загсы, гостиницы и кафе с названиями типа "Наташа". На Карла же Маркса, как правило, стоит церковь. Или тюрьма, как в Устюжне.

На улице Карла Либкнехта в крохотном Солигаличе есть и церковь, и поповский дом. Храм закрыт: он пошел трещинами и восстановлению не подлежит. А дом продержится еще хоть сто лет. Его давным-давно разбили на однокомнатные квартирки и вместо одной большой семьи священника там живут несколько маленьких простых семей.

Одну из них, точнее то, что от семьи осталось, я знаю. Заочно. Два года назад произвел очень сильное впечатление. Я запомнила имя молодого парня, жившего в этом доме, пока его, 12 лет назад, не забрали в армию и не отправили в Чечню. Его имя - Максим Анисимов.

19.01.00. Чечня, г. Грозный

Здравствуй, моя любимая мамулечка!

С прошлой стоянки передвинулись вперед примерно на 5 км, теперь Грозный прямо перед нами, и "чехи" совсем рядом, сидят в многоэтажках. До нас здесь стояла 205 бригада, на этом самом месте они положили целый взвод, остались только двое раненых. У многоэтажек тоже взвод положили, обстреливают, не дают даже убитых и раненых забрать, "менты" и "омон" было сунулись их снайпера, чеченские, сразу поснимали пулеметчиков и наших снайперов, пришлось отступать.

Мемориальная доска на бывшем поповском доме смотрит аккурат на старый в трещинах храм. Мама Максима не удивилась неожиданному визиту, стряхнула с рук огородную землю и пригласила в дом.

��

Одна комната и кухня. Водопровода нет. Печка, диван-кровать и просто диван. Сервант-телевизор, книги.��

��

Евгения Борисовна была готова говорить, и говорить много. Ее воспоминания о сыне давно сложились в готовые лексические конструкции.

"Отец Максима нас бросил, жили мы с детьми в этой комнате. Максим спокойный был мальчик, утонченный, очень тихий, читать любил. Вcе говорили мне - на Витаса похож. Помните, артист Витас такой был? Все время вижу Максима в свете настольной лампы. Как в подростковый возраст перешел, спортом увлекся, стал в качалку ходить - и худоба уходить стала, мышцы появились. Со школы придет, поест и в спортзал допоздна. Под кроватью гантели держал.

После школы, в 1996-м, он поступил в Костромской политех. И в конце первого курса не сдал какую-то там электротехнику.�� - "Мам, я бегать от армии не буду". Так и сказал. А я что - отмазывать мне его не на что было. Я всю жизнь в местной статистике проработала, детей одна подняла".

Бомбят самолетами, артиллерией, ГРАДом,�� все равно выбить не могут. Поймали чеченскую снайперу, польку, даже обменивать не стали, хотя "чехи" кричали, что дадут забрать убитых, если наши ее отпустят. Только отпусти, она еще немерено перестреляет. Вобщем, такие дела. Вчера хотели весь наш батальон кинуть на город, что-то пока не стали, там какого-то генерала замочили, вместе с тем взводом, вот хотели его отбивать у "чехов". Так что пока стоим, подвозят боеприпасы, видно, скоро двинемся дальше. Хотя дальше-то некуда, перед самым Грозным стоим. Столько ходит слухов, то ли через месяц будут выводить, то ли не будут совсем, короче не поймешь.

"1-го декабря 1998-го года забрали его в армию. С ним двое его друзей пошли, наших, солигаличских. Помню, как он уходил. Шинель велика, висит мешком, ботинки на два размера больше, - сердце не выдерживало. Сначала в учебку отправили, под Москву. Через несколько месяцев поползли слухи, что могут послать в Чечню. И когда я приезжала к нему в часть в конце учебки, уже чувствовала беду. И через пару месяцев я получаю письмо: "Мама, я в Чечне".�� А на конверте стоял московский адрес. Все письма оттуда через Москву шли…��

Он писал, что выучился на снайпера.�� Выучиться-то выучился, но в людей стрелять тяжело ему было: "Выжидали колонну с боевиками, я выстрелил и вижу, что не попал. Я был рад, мама, что промахнулся".

Отделение мое, в нем пять человек, сейчас живем в доме, дача какая-то недостроенная, оборудовали одну комнату, печку поставили. Когда бомбить начинают, у нас опилки с потолка сыпятся, дом ходуном ходит. Ну, в общем, нормально, теплее, чем в палатке. Погода сейчас�� можно сказать хорошая, ведь январь как-никак, а тут вот две ночи подряд, ну может, и до -4 градусов опускалась, иней по утрам, а так тепло, если ветра нет, то в одном кителе "лазаем" без бушлата.

Вот сегодня сказали, точно или нет, не знаем, начинают увольнять призыв I-98, то есть старше нас на 6 месяцев. Пришло пополнение - замена, говорят, 800 человек в Моздоке.

Кормят отлично, тушенка и рыба уже не лезут, так поковыряешься, масло сливочное, с сигаретами тоже пока проблем нет, привозят регулярно. Посылки, которую ты говоришь, посылала, пока тоже нет и, наверное, не будет.

"Потом письма стали очень редко приходить. Меня-то он щадил, а сестре писал, все как есть: "Страха уже нет. Идем в атаку, вокруг пальба, друзья падают замертво, снег окрашен кровью, и не страшно".

"Хорошо помню этот день - 19 февраля. Утром в новостях передали, что в Чечне подбили вертолет с нашими ребятами. Я весь день ходила сама не своя - так и представлялось, что Максим мог быть в том вертолете.С работы еле добралась до дома - ноги были ватные, не шли совсем. Дома легла на кровать и плакала. 24-го вышла на работу, звоню по специальному телефону, узнать о нем. А мне говорят - "Повторите номер воинской части".�� Я повторила. После долгой паузы я услышала: "Ваш сын погиб 19-го февраля".

"То время, пока его не привезли домой, я жила как в забытьи. Пила и колола успокоительные. На опознание в Ростов-на-Дону ездил деверь. Ребят самих не показывали, прокручивали пленку.

За Максима мне дали сто тысяч рублей - оценили в эту сумму его жизнь. Цинковый гроб привезли 9-го марта. Было поздно, темно. Пришло много народа. Гроб поставили в комнате, головой к телевизору. Мне говорили потом, что я кричала очень сильно и просила открыть крышку. Я не помнила ни людей, ни караул, обхватила руками гроб и орала… Мне рассказывали, что весь город пришел на похороны и был сильный снег. Ничего этого я не помню. А это - годовщина смерти Максима", - Евгения Борисовна протягивает мне фотографию…

Вокруг поставили растяжки-сигналки, ночью стоим в три смены, стоят с 22.00 до 2.00, по 5-6 человек, как говорится - "не на курорт приехали" и "не в сказку". Вот стояли недавно, где-то полвторого сигналка сработала. Сразу обстреляли этот сектор, никого, может быть, собака задела.

Ночью сны снятся все про Чечню, то на нас нападают, то в засаду попадаем, короче такая фигня, совсем уж "крыша" едет. Сейчас так гражданка смутно представляется, без постоянной, день и особенно ночь стрельбы, бомбежки, команд "к бою" и т.д.

Как приеду, надо будет проконсультироваться у психолога. Ну, ладно, пока. Заканчиваю свои "мемуары", ты, наверное, читаешь и кажется, что это "бред сумасшедшего", да. Нашим всем привет.

Я тебя люблю, мама.

Максим.

А через год погибла и моя дочь. Занесло на зимней дороге. 24-й километр шоссе Солигалич-Чухлома. Я воспитала ее сыновей-близнецов. Оба в армии отслужили, в десантных войсках. Один остался дальше служить, по контракту, а другой на железной дороге работает".

��

��

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?

Последние дни пакистанской экспедиции. Я с новым гидом отправляюсь из Скарду на несколько дней в пакистанские Гималаи, после в Исламабад и в Москву. "За кадром" остается еще несколько интереснейших тем, но они совершенно не раскрыты, чтобы делать отдельный пост. Даст бог, еще представится случай поехать в Пакистан и отснять все по полной программе.

Я вернулся в Скарду и на полдня завис в интернете. По какой-то счастливой случайности и электричество было, и интернет работал. Вечером знакомился с новым гидом. Его полное имя Мухаммед Шарф Абдулло, а если сокращенно, то все его звали Шариф. Хамид уезжал с новой группой телевизионщиков на съемки фильма, а меня доверили местному "бандитосу". Я его так прозвал, как только увидел. Очень он в своей "кепке" напоминал ребят из России 90-х... (Я ему потом об этом рассказал, он от души посмеялся. Вообще-то они с братом держат небольшую лавку, и если есть работа гидом, брат остается в лавке один, а Шариф бродит по горам).

Шариф у костра. Стоит солнцу зайти за горы, со склонов горы начинает дуть ощутимо холодный ветер.

Его помощник.

С утра следующего дня у нас снова вымораживающая мозг тряска по пакистанским дорогам. Когда вечером мы подъехали к деревне, откуда начинается трек, меня уже совершенно не интересовали горы, вид на которые открывался из окна.

Горы чувствовались не только по изменению ландшафта. В предгорьях стали встречаться характерные для горной жизни сцены. Крестьяне собирают хворост, кизяк. На дорогах появились в большом количестве ишаки, являющиеся тут основным видом транспорта. Наша машина выглядела уже несколько неуместно.

Еще не доезжая до деревни, где планировался ночлег, стали открываться потрясающие пейзажи. Только радости уже не было - хотелось только одного - доехать, чтобы прекратилась бесконечная тряска.

Мальчик, сопровождающий основной транспорт в этих горах.

На месте. Буквально вывалившись из джипа, я отправился искать место ночлега. Туристами даже не пахло, поэтому все "гестхаусы" и их лучшие комнаты были на выбор.

Обстановка мне очень напоминала непальские "гестхаусы"... Все так привычно и знакомо, только тихо, и нет вездесущих непальских детишек. За окном зажигались первые звезды. Мысль поснимать промелькнула, встретилась с тысячью аргументами против и испарилась.

Хозяин отеля, где мы остановились, был несказанно рад - в этом году, жаловался он, совсем плохо, не едут туристы. Поглазеть на меня собралось полдеревни. Но я уже привык и не к таким массовкам, поэтому спокойно прогулялся по деревне. Уже на темнеющем фоне белели снежные вершины Гималаев. Но я стоял совершенно без эмоций, поэтому возвратился к себе, закинул порцию витаминов и лег спать. Высота... Уже ощутимо прохладно. Чтобы выбраться на рассвете, посмотреть на розовые пики Нанга - Парбата, надо одевать толстовку. Как это непривычно после испепеляющей жары! Организм уже привык к жаре и теперь вяло протестовал.

Рассвет удался, но только не в плане фотографии, виды из деревни не впечатляли. Гималаи переливались розовым цветом, поверху стелилась небольшая дымка, и все это неприступное великолепие говорило, что лучшее только впереди!

Вернувшись в номер, выяснил, что все на ногах, и доспать не получится. Познакомился с нашим портером, а после расфасовки вещей они подумали и добавили в команду еще и ишака :) Упрямый, он долго сопротивлялся такой удаче прогуляться вместе с нами в небольшое путешествие по окрестностям, но с ним никто не церемонился.

Трекинг, классически, начался с подъема. Но справедливости ради надо сказать, довольно простого. Вообще, тот отрезок, который я прошел в первый день, был очень простой. Сложность была в другом - вездесущая жара, как только солнце вышло из-за гор, стало очень жарко, а поскольку трекинг - это все же нагрузки, организм стал перегреваться.

На узких тропах Гималаев.

Недалеко от места стоянки, я почувствовал себя неважно. Памятуя о том, что было с Сергеем, и находясь совершенно один (все мои спутники были уже на месте), я забрался в тень у ручья, где немного отдохнул.

"Прохладная вода просто шипела, касаясь раскаленной головы..."

В лагере, а это небольшой пятачок без намека на деревья и тень, я поставил палатку и заявил, что пока это дикое солнце не исчезнет, я буду внутри. Открыл все двери у палатки, и немного прохладный воздух, дувший со склонов горы, приносил какое-то облегчение.

Вот, примерно такая картинка стояла передо мной весь день. Менялись только тени по мере продвижения солнца по небосводу. Первое время я просто отдыхал, а потом, уже стало откровенно скучно. Но вылезти и побегать по окрестностям, было нереально.

Несладко, как оказалось, было не мне одному. Мои спутники тоже забрались в тень от огромного камня и не подавали признаков жизни. Только наш ишак, отпущенный попастись, радостно выщипывал скудные ростки травы. К вечеру жар поубавился, и можно было выползти "на улицу" и немного поесть.

Медитируя на склоны Нанга-Парбат, я не спеша, размышлял, нужен ли мне завтра еще один день "жести" по жаре как сегодня? И чтобы потом, послезавтра, все это расстояние надо было бы пройти обратно. На подвиги больше не тянуло, медленно и верно я принял мудрое решение дальше не идти. О чем радостно сообщил Шарифу, но тот даже бровью не повел. Дети гор, им и там хорошо и эдак... У меня аппетита не было, и они на пару уничтожали огромные продуктовые запасы, которые мы с Сергеем накупили в Исламабаде.

Пока я весь вечер слонялся с кружкой чая, поглядывая на гору, сошло несколько лавин. Одну, для "чтобы было", я снял, но поскольку они небольшие и далеко от нас, снял лишь для отчетности.

Она произвела прилично шума, но иссякла еще до того, как спустилась вниз.

Вечером пришла толпа пакистанцев, поставили палатки, и пришли знакомиться. Оказалось, они из какого-то университета, а с ними, за главного, их преподаватель. Пришли к нам в лагерь знакомиться с угощением. Мне вручили большую кружку кофе с молоком! Молодежь знает английский, и мы немного поговорили. Но ребята быстро ушли. Вели себя очень тактично, пока не стемнело. Натащив хвороста, они запалили огромный костер и пели песни. В это время я уже снимал ночное небо (долгие выдержки, по часа два) и надеялся, что отсветы от костра не "проявят" на кадре ненужные мне детали.

Утром выяснилось, что пакистанские туристы дальше не идут, у кого-то случился острый приступ горной болезни, поэтому жизнь в нашей небольшой долине кипела весьма активно. Понимая, что лично у меня, есть от силы, часа два на передвижения, потом солнце снова начнет жарить, я сбегал в сторону склонов Нанга-Парбат посмотреть на место схождения лавин и ледник.

Вот через этот огромный ров следующим утром пронесется лавина, которая достигнет нашего лагеря. Сейчас думаю, что мне было бы несладко, если бы это произошло в то время, когда я стоял тут и снимал.

С той же точки вид назад. Не знаю, зачем снимал, но для иллюстрации в самый раз. Наверно предчувствовал? Лагеря даже не видно - он за поворотом. Настолько далеко мы стояли от кромки рва.

Возвратился в палатку. До вечера пытался спать, а если не получалось, просто не думать ни о чем. К вечеру погода стала портиться, а я планировал ночные съемки, да еще с мультиэкспозицией. Хотел наложить один дневной кадр на ночной, с треками звезд.
Укрепив штатив максимально, насколько это возможно, оставил его под дождем, надев сверху герму.

Поскольку мой гид и его помощник - немного раздолбаи - и не взяли с собой палатку, я их пригласил к себе в люкс. Предупредив, что полночи буду вылезать к фотоаппарату, если будет хорошая погода. Их это совсем не обеспокоило.

Среди ночи проснулся - звездное небо рассыпало алмазы. На улице прохлада, дышится...

Открыл затвор у камеры и прикинул, что примерно часа через два уже надо будет завершать съемку.

За полтора часа проснулся, вылез посмотреть погоду, облаков нет, свет от солнца должен был лечь на пики, в общем, все хорошо.

Оставалось просто подождать начала рассвета и, может быть, сделать еще отдельный кадр на рассвете. Я открыл у палатки дверь, улегся в спальник и стал сквозь открытый вход смотреть на гору...

Загрохотала очередная лавина, и поскольку мне совершенно нечего было делать, я высунулся посмотреть, где и что грохочет.

И действительно, сверху сходила очередная лавина. Она выглядела ну совершенно так же, как с десяток подобных лавин, которые я уже наблюдал. Снимать еще одну такую же, было не интересно.

Я последил за ходом спуска лавины, но как только она достигла огромного каменного выступа, мне стало ясно, лавина будет помощнее предыдущих. Я судил по той силе, с которой снег отбросило от выступа.

Я рванул фоторюкзак из палатки, расстегнул, выхватил D700 с уже заранее накрученным на него объективом 70-200 и сделал первый кадр - очень спешил. Настройки стояли вчерашние, и выдержка была слишком длинной. Матерясь, я поменял настройки и стал кричать Шарифу, чтобы вставал. Зрелище разворачивалось красивое.

Я специально записал время каждого кадра. В этот момент лавина как бы замедлилась, сверху она летела быстрее, конечно...

DSC_7165 03.29.32
DSC_7173 03.29.58
DSC_7177 03.30.05

Сделал следующий кадр, вроде бы сносно, снимать можно, хотя света еще мало и надо задирать ИСО. Сделал еще несколько кадров, и понял, что в телевик-то уже не помещается все это действо... Отодвинул камеру от глаз и посмотрел на лавину – мама мия, это уже не заслуга телевика, это так увеличилась в размерах сама лавина! Бросил на землю D700, достал D3 с навинченным объективом 24-70.

В этот момент Шариф высунул (наверняка, сонную) голову из палатки, и я услышал отчаянную ругань. Потом ко мне на английском: "Иван - скорее в палатку!" Одновременно с этими событиями, я сделал несколько кадров, но все уже не резкие, и задался вопросом - лезть в палатку или бежать за камень? (Стою в одних носках). А бежать за камень хотелось скорее не из-за опасности (я помнил глубину рва, и полагал, что большая часть снега осталась там), а хотелось заснять момент, когда лавина уже в лагерь ворвется. Но, глядя на это месиво, что с тихим шелестом двигалось на нас, я не мог оценить, сколько там было снега. Не засыплет ли нас с палаткой полностью?

Снимал штатником, одновременно нажимая кнопку и пятясь, заползая в палатку.

Размышлять надо было очень быстро. Я выбрал палатку. Забираясь туда, я фиксировал в уме, что на улице остается фоторюкзак и D700 (ну, не было времени на сборы). Если лавина дойдет до нас и у палатки будет открыта дверь, мы точно наедимся снега и палатку потеряем. Молния у палатки, как обычно, с первого раза не закрывалась, со второго тоже не закрылась, с третьего закрыл. Потом внутренняя молния. В этот момент раздается вопрос гида: "Фотоаппарат на улице?" Я говорю - да. Помощник Шарифа делает телодвижение открыть другой выход и пойти за ним, мы с Шарифом одновременно орем: "Нееет!!"
��
К этому времени я закрываю внутреннюю палатку, и мы с Шарифом становимся в классическую позу - "Атланты держат небосвод". И тут нас накрыло. На стены навалило, но не так, чтобы невозможно было удержать. Вся палатка прогнулась, но выстояла. Пока мы так стояли и не давали сложиться палатке, я попрощался с "пентаксом" (за "Никон" не переживал – ну, зарылся в снег, отрою, да высушу). "Пентакс" стоял на штативе, и его наверняка опрокинуло. А там вокруг камни…

Примерно через минуту все кончилось, может, даже раньше.
��
Выбегаю на улицу, а там зима :) Смотрю сразу на лагерь пакистанцев, там не видно ни одной палатки, но люди ходят. Подхожу, интересуюсь, все живы, здоровы? Те говорят, мол, все ок, только пару палаток унесло.

Ребята собирают то, что осталось от палаток.

Я им сделал фото на память.

Одна из лошадей пакистанской группы. Глаза у нее были очень большие, и немного безумные. Но она приняла единственно верное решение - встала за камень и даже нос не замочила.

Все повыползали, и видно, адреналин капает из всех щелей. Только у пакистанцев весь запал тут же кончился, для них стало очень холодно. Их портеры уже побежали собирать хворост.

Я же своим сказал, что надо быстрее сворачивать лагерь и уходить. Хотелось до наступления жары спуститься в деревню. Есть не хотелось, да и какая еда, когда вокруг такое? Побежал смотреть, что с "пентаксом", да на ходу снимать, что твориться в лагере.

Каково было мое удивление, когда я увидел, что камера со штативом целы. Оказалось, что штатив стоял немного за камнем, и одна нога его была против усилия, которое оказывал ветер и снег. Просто повезло.

C "никоном" (D700) тоже ничего страшного не случилось - подумаешь, засыпало снегом. Только крышечку потерял - это был дар горе. Очень недорогой дар, я бы заметил. Отряхнул, и камера снова работает. Рюкзак закрыть не успел - он был полон снега, и влага уже почти добралась до билетов и паспорта. Но я успел вовремя.

Спасибо моим ребятам, пока я бегал, сделали кружку горячего чая, это в таких-то условиях.

Боялись повторения, постоянно оглядывались на склоны. И погода стала портиться.

А тем временем косые лучи солнца немного окрасили склоны. Но очень ненадолго. На глазах становилось темнее и темнее.

Наша команда целиком. Ишак тоже считается :) Ему досталось огромное количество печенья, и он был очень счастлив.

Начало слегка накрапывать, и мы быстренько, попрощавшись с пакистанцами, рванули вниз. Удивительное дело - стоило зайти за угол, снова светит солнце, а через 15 минут и следа от разыгравшейся стихии не осталось.

На этой дороге я встретил шикарнейшего дядьку.

В деревне мы быстро позавтракали. Опять собралось полдеревни. Теперь наш гид травил байки про лавину, и все, открыв рты, внимали. Почему-то ребята подумали, что лавина спутала мне все карты, я не стал отпираться - долго объяснять. Переоделись. Снова привычные тапочки и майка. Толстовку и теплые штаны бросил на самое дно рюкзака. Предстоял большой переезд до города Чилас, где Сергей первый раз попал в больницу. А на следующий день - Исламабад, где и завершилось мое путешествие.

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?