О "неместных" кадрах в руководстве Ингушетии
Многие ингушские граждане негативно восприняли назначение генерал-майора Алексея Воробьева на пост премьера Ингушетии. Это решение воспринимается как признак того, что новое руководство не доверяет кандидатам из местного населения. Это усиливается тем, что в республике многие силовые и правовые ведомства уже отданы на откуп неместным кадрам: куратор МВД, прокурор, председатель Верховного Суда.
В Управлении ФСБ по Республике Ингушетия также практически не наблюдается местных. Кроме того, о Воробьеве в республике известно очень мало. Он работал в закрытых силовых структурах, в последнее время возглавлял Совет Безопасности Ингушетии.
Сторонники назначения варягов указывают на то, что они не обременены многими обязательствами, не связаны с различными тейпами и воспринимаются как независимые и объективные руководители.
Однако преимущества неместных кадров, которые служат основанием для их назначения на ключевые должности, не могут идти в сравнение с возможными проблемами в их работе. Достаточно сказать, что неместные кадры длительное время могут и будут испытывать дефицит информации, поступающей лишь от местного населения, которое, в свою очередь, настороженно относится к кооптируемым извне кадрам, особенно к силовым структурам.
Назначение руководителями всех силовых и правовых структур республики исключительно неместных людей общественностью республики воспринимается негативно. Такого рода кадровые решения справедливо расцениваются как недоверие Кремля к ингушскому народу в целом, сказал мне один из организаторов общереспубликанского движения "Ахки-юрт", борющегося за восстановление территориальной целостности республики.
Ахки-юрт - это ингушское наименование села Сунженское, входящего в Пригородный район.
Не менее категоричен в этом вопросе и один из бывших членов правительства Ингушетии. "Ингушские кадры успешно работали и продолжают работать во многих регионах России и даже в Москве. Так почему им не доверяется работать в собственной республике?" - заявил он мне.
Созвучна точка зрения и сотрудника одной ингушской общественной организации: "В случае, если Кремль боится того, что национальные кадры не будут эффективно бороться с коррупцией, бандитизмом и т.д., исходя из понятий "тейповщины" и клановости, это руководство республики само должно быть свободно от этих пороков и подходить к решению кадровых вопросов соответствующим образом".
Тогда в чем смысл назначения Воробьева? Возможно, таким образом, Москва пытается урегулировать общественно-политическую ситуацию в Ингушетии по своему видению. На мой взгляд, суть идей, которыми руководствуется Кремль, может заключаться в следующем: во-первых, вопреки Закону "О реабилитации репрессированных народов", нельзя возвращать ингушам их территории, подаренные в 1944 году Сталиным Северной Осетии. В противном случае прецедент может, якобы, спровоцировать возобновление территориальных споров и между многими другими субъектами страны. Во-вторых, 70 тысяч ингушей, изгнанных в 1992 году из Владикавказа и Пригородного района, далее нельзя оставлять в ранге вынужденных переселенцев. Их следует вернуть в места прежнего проживания с тем, чтобы снизить критическую массу, накопившуюся в обществе.
Как решить эту дилемму? Возможен такой сценарий. Кремль посылает в Ингушетию специального представителя (не ингуша по национальности), который был бы наделен полномочиями по возвращению вынужденных переселенцев в места их прежнего проживания. Таким образом, московский эмиссар, разрубив гордиев узел, завязанный в 1992 году, сможет завоевать доверие народа, которое он все эти годы не питал к собственно ингушскому руководству. И тогда этого "любимца народа" можно будет возвести в ранг президента Республики Ингушетия, не вызывая всеобщего недовольства в обществе.
При этом, вполне возможно, что к моменту назначения на пост президента республики Юнус-Бека Евкурова, Кремль не посчитал необходимым ознакомить его с данным проектом. Мотив поведения кремлевских чиновников мог заключаться в том, что генерал Евкуров, мягко говоря, не очень поднаторевший в политических играх, мог попросту не понять откровенно циничный план.