Светлый идеалист
Умер Борис Натанович Стругацкий.
Я, в общем, не очень сентиментален. За всю жизнь были два посторонних человека, о ком горевал, как о близких: Владимир Высоцкий и Борис Ельцин. Братья Стругацкие все-таки значили для меня меньше. Но жалко. Безумно жалко.
Мое знакомство со Стругацкими началось теплым летним вечером на даче с трех номеров журнала "Юность", в которых был напечатан с продолжением "Отель "У погибшего альпиниста". После ужина под раскидистой яблоней начал, около четырех утра в постели закончил. И в дальнейшем уж ничего не пропускал.
К Стругацким в полной мере относилось новомодное определение "культовые писатели". В 1960-х, 1970-х годах они были властителями дум, и сегодня актуальны не меньше.
Советская реальность породила особую категорию полудиссидентов и одновременно признанных "звезд", балансировавших на грани дозволенного: тот же Высоцкий, Евтушенко, Рязанов, Гайдай и, конечно, Стругацкие. Они не становились депутатами и орденоносцами, но им давали работать, а периодическая разносная критика и слухи о боданиях с цензурой лишь добавляли популярности.
Читая школьником "Отель "У погибшего альпиниста", я, помню, недоумевал: с какой стати инопланетные пришельцы, при всем незнании земной жизни, взялись помогать гангстерам и сочли тех "идейными борцами"? Что-то Стругацкие не додумали!
Лишь когда повесть вышла в первоначальном варианте, выяснилось, что, по авторскому замыслу, убийцы Мозеса и Луарвика были левыми террористами. Власти СССР на словах осуждали методы "красных бригад", но делать из борцов с капитализмом отрицательных героев не позволили.
"Обитаемый остров" продирался к читателям два года. Цензоры внесли свыше ста правок.
Заставили смягчить "натурализм в описании войны", убрать из официального лексикона тоталитарного общества, придуманного Стругацкими, слова "родина" и "патриот", превратить "гвардию" в "легион", изменить название Комиссии Галактической Безопасности, которое сочли "фигой в кармане".
Впрочем, книга, как и другие, намного хуже не стала, и те, кто хотел и был способен понять, все поняли.
"Что есть телеграфный столб? Это хорошо отредактированная сосна. До состояния столба "Обитаемый остров" довести не удалось, более того, сосна так и осталась сосной, несмотря на все ухищрения сучкорубов в штатском", - писал Борис Стругацкий.
Вообще, есть мнение, что шедевры рождаются из борьбы против чего-нибудь, и самый благоприятный климат для художественного творчества - тот, при котором творцов зажимают, но не душат.
О чем я еще сильно жалею - за журналистскую карьеру взял интервью у многих выдающихся и интересных людей, но с Борисом Стругацким как-то не сложилось. Теперь поздно. А обсудить было бы что.
Стругацкие называли людей будущего "коммунарами". Сейчас их уж не спросишь, но мне кажется, делалось это не только для "повышения проходимости". Думаю, в начале литературной жизни они верили в коммунизм - не казарменный "совок", а некое идеальное общество свободы, разумного благосостояния и высокой духовности.
В конце 1980-х годов приобрела популярность фраза: "Если честный человек - коммунист, значит, дурак, если умный - значит, подлец, а умный и честный коммунистом быть не может". Хрущевская "оттепель" была последним периодом в истории, когда в коммунизм верили умные и честные. Казалось, что идея-то благая, вот мы избавились от сталинских извращений, и очень скоро все будет хорошо!
Большой писатель отличается от памфлетиста тем, что пишет не сатиру на злобу дня, а создает вечные образы, которые вдруг "выстреливают" через десятки лет.
Скажем, дон Рэба - "исполинский бледный гриб, вынырнувший из заплесневелых подвалов дворцовой канцелярии", "не блещущий никакими особенными мыслями", но сумевший всех взнуздать благодаря блестящему знанию механизмов власти и темных людских инстинктов. В современной политике вам этот персонаж никого не напоминает?
А мысли "парня из преисподней" Гага не списаны ли один к одному с рассуждений нынешних "патриотов" и "державников" на интернет-форумах?
Вот бы спросить у Стругацких: как же вы так давно до этого додумались?
Стругацкие не только сочиняли увлекательные сюжеты, но и упаковывали в яркую оболочку размышления о вечных проблемах. Например: построено, наконец, совершенное общество, Зло побеждено, от заботы о хлебе насущном люди избавились, а дальше жить - зачем? За что бороться, к чему стремиться?
Они предложили свой ответ: смыслом жизни человечества станет научное познание и экспансия во Вселенную как часть его. Поскольку знание и космос не имеют границ, дела хватит для неограниченного количества поколений.
В цикле "Полдень, XXII век" они не вдавались в детали социального устройства Земли будущего, но изобразили ее, фактически, как гигантский НИИ, где почти все что-то исследуют и безумно увлечены работой. Может быть, это и утопия, но хотелось бы жить в таком, по словам самих авторов, "светлом, чистом, интересном мире".
Советские фантасты раньше западных коллег глубоко озаботились другим ключевым вопросом: вправе ли более высокая цивилизация силой ускорять прогресс других? Может, потому, что сами жили в тоталитарном обществе?
Отвечали на него по-разному. Стругацкие не отрицали "прогрессорства", но считали, что от принуждения будет только хуже. Вопреки господствующему сегодня мнению, они полагали, что нравы важнее институтов. Общество должно дозреть, люди должны сами все понять.
Однако и у них роман "Трудно быть богом" кончается тем, что главный герой наплевал на категорический запрет и пошел убивать тирана.
Вот тут я поспорил бы со Стругацкими. По мне, надо было явиться в громе и блеске космического могущества и, если не перевоспитать дона Рэбу, так запретить ему убивать и мучить.
Сосед-дебошир лупит жену и детей, из-за стены доносятся вопли - а ты не вмешивайся?
Хотя бывает, что избитая жена потом тебя же сделает виноватым. А если поставишь хулигану фингал под глазом, обязательно найдутся умники, которые спросят: "Чем ты сам от него отличаешься?".
Борьба между Руматой и Рэбой, Организацией Прогрессоров и Святым Орденом далека от завершения. А о методах, конечно, можно спорить.
И еще. Есть такое понятие: классовый писатель. Вот, скажем, Сергей Есенин был крестьянским поэтом.
Аркадий и Борис Стругацкие - вдохновенные певцы интеллигенции. Во всей мировой литературе никто не выразил ее мироощущение с такой полнотой и не объяснился ей в любви столь безоглядно.
В их книгах действуют отвратительные правители, жестокие солдафоны, тупые полицейские. И к простонародью они не питали большой симпатии. Лишь интеллигенты изображены такими, что непонятно, как их не взяли живыми на небо.
И на вершине, и в толще социальной пирамиды царят мрак и безнадега. Только исчезающе тонкая и бесконечно уязвимая группа, по определению марксистов, "прослойка", в терминологии Стругацких, "книжники" и "выродки" - есть настоящие люди. Их презирают и ненавидят, гонят, убивают, но на них одна надежда, за ними будущее.
Интеллигенция это чувствовала и платила Стругацким такой же любовью.
А некоторые их терпеть не могут.
Набрав в Google "Борис Стругацкий" я натолкнулся на блог пользователя, пишущего под псевдонимом "Шико".
"Шико" обвиняет Румату в презрении к обществу, в котором живет (а с какой бы стати ему восхищаться Арканарским королевством?) и называет "книжников" "ничтожными деклассированными болтунами". Правильно их вешал орел наш, дон Рэба, "не ставший марионеткой в руках высоколобых прогрессоров"!
А кстати, если "ничтожные", то почему "в них вся опасность"?
Послышались голоса арканарских обывателей, которые, рыгая пивом, умилялись грохоту сапог "серых штурмовиков": " От грамоты, от грамоты все идет, братья! А эти разве допустят? Да ни в жисть! Вот они, защитники! Да, братья, это вам не смутное время! Прочность престола, благосостояние, незыблемое спокойствие и справедливость. Ура, серые роты! Ура, дон Рэба!"
Правда, теперь они стали грамотными и даже интернетом пользоваться научились.
Можно вслед за "Шико" сказать, что "выродки" - "термиты, выедающие изнутри здание, в котором они поселяются". Можно - что они мешают правителям упиваться властью, а верноподданным коснеть в скотской тупости.
Как пел Юрий Шевчук, "я сам, брат, из этих". Поэтому Стругацких люблю, и любить буду. А "Шико" пусть как знает. Каждому свое.