����ý

Недавно я побывала в школе-интернате в городе с романтическим названием Гаврилов Ям. Интернат специализированный, там учатся дети с проблемами зрения, как серьезными, так и не очень. Есть сироты, а есть и дети из семей, хотя, к сожалению, чаще всего, не слишком благополучных. Сам по себе интернат на меня удручающего впечатления не произвел. Ну да, не помешал бы ремонт косметический, и мебель кое-какую хотелось бы заменить, но, в целом, если исходить, что называется, из средней температуры по больнице, ситуация не хуже, чем в большинстве подобных учреждений в стране. Но вот о чем я в очередной раз задумалась, так это о том, оправдано ли вообще существование таких учреждений?

Сначала короткий ликбез для тех, кто не в курсе. Российская система призрения устроена таким образом, что все учреждения для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, делятся на два основных типа: так называемые массовые и так называемые коррекционные. В массовых дети просто живут, а учатся, как правило, в школе по соседству вместе с обычными детьми. Они на равных с ними сдают государственные экзамены и теоретически (если не брать в расчет проблемы жилья и вообще общего уровня готовности к самостоятельной жизни, но это уже совсем другая тема) имеют возможность продолжить обучение в любом вузе страны. По крайней мере, теоретическую возможность пытаться это сделать. У детей из коррекционных учреждений даже ее нет.

Учреждений таких восемь видов, и каждый из них для детей, имеющих определенную проблему развития. В них учатся дети слабослышащие и глухие, слабовидящие и слепые, с проблемами речи и опорно-двигательного аппарата, с задержкой психического развития и легкой умственной отсталостью. И все они учатся по особой программе, каждый тип по своей, но, во всех случаях, не предполагающей возможность дальнейшего образования наравне с другими, обычными детьми. С одной стороны, формальная логика, вроде бы, присутствует: особым детям нужно особое внимание, но, тем не менее, у меня к этой нашей системе очень много вопросов. И главных два.

Во-первых, почему считается, что собрать вместе сто слепых - это хорошо? А, точнее, для кого хорошо? Конечно, таким образом за ними удобнее ухаживать, но, при этом, дети с особенностями развития оказываются в своего рода резервации, в уникальных условиях, которые совершенно никак не готовят их к дальнейшей самостоятельной жизни. Конечно, проще, не говоря уже о том, что гораздо дешевле, оборудовать специальными пандусами и подъемниками одно учреждение на всю область и собрать туда всех детей-сирот с ДЦП, а не тратить деньги на то, чтобы подобным образом были оборудованы все средние учебные заведения, и учить детей вместе. Хотя для детей-то как раз так было бы гораздо лучше. Тем более, что при ДЦП физическая сохранность не всегда коррелируется с умственной, и ребенок, почти полностью обездвиженный, может обладать блестящим интеллектом. Нет, мы принципиально учим всех колясочников вместе по вспомогательной программе, а потом эти дети заканчивают школу и оказываются-таки в мире, где человек, прикованный к коляске, обречен без помощи других в быту на тихое умирание, каким бы интеллектуалом он ни был. Наша система, фактически, рассматривает удобство тех людей, которые ухаживают за особыми детьми, выше интересов самих этих детей. И это несправедливо и неправильно.

Во-вторых, само по себе деление учреждений на обычные и специализированные, это было бы еще полбеды, но проблема в том, что в системе практически отсутствуют механизмы, которые позволяли ли бы детям в ней перемещаться не только сверху вниз, но и снизу вверх. Она устроена по принципу турникета, который открывается только в одну сторону. Несмотря на то, что в названии учреждения присутствует слово "коррекционное", чаще всего, перед ним если и стоит задача какой-либо реабилитации особых детей, то в очень ограниченном объеме, и уж точно не стоит задача перевода их, при получении положительной динамики, в массовые учреждения. Плюсуем сюда же проблему кадрового голода в регионах, где найти приличного логопеда или психолога, тем более соглашающегося работать за более чем скромную детдомовскую зарплату, это днем с огнем, и получаем ситуацию для ребенка практически безвыходную. Почему-то у нас считается, что, если дети сытно покормлены, нормально одеты и чисто помыты, этого достаточно для того, чтобы можно было быть уверенным в том, что взрослые, которые за ними ухаживают, хорошо делают свою работу. А это совсем не так. Хорошо бы они ее делали в том случае, если бы дети, родившиеся с особенностями развития, могли жить полноценной жизнью вместе со сверстниками, а не будучи отделенными от них физически забором и клеймом неполноценного социально.

Конечно, для того, чтобы перейти на интегративную модель, которая помогла бы преодолеть сегрегацию особых детей, требуется очень многое. И добрая воля чиновников, и создание серьезного кадрового ресурса, и перестройка в немалой степени всей существующей в стране системы призрения и социального обслуживания и, как следствие всего вышесказанного, деньги, много денег. Но, с другой стороны, куда же еще вкладывать деньги, как не в то, чтобы самые маленькие, самые незащищенные граждане нашей страны могли полноценно жить и быть счастливыми? Без этого никакое наше экономическое процветание и никакие международные успехи России не имеют ни малейшего смысла.

• Добавить ссылку на запись в:
• |
• |
• |
• |
• |
• - Что это такое?