Бали: обратная сторона острова богов
| 11:43, понедельник, 30 апреля
Для большинства людей Бали - это райское местечко: море, сёрфинг, дауншифтинг и всё такое. Даже сами местные называют Бали островом богов. И мало кто обращает внимание на тех, кто обслуживает этот рай в отчаянной попытке выжить. Тем не менее, люди, о которых пойдёт речь, не только не унывают, но, более того, даже рады, что судьба даёт им хотя бы такой шанс.
Это место - мусороперерабатывающий завод, в городе Гианьяр на Бали.
Завод собирает ежедневно 40-45 тонн органического мусора со всего острова.
Протяженность Бали – около 150 км с востока на запад и 100 км с севера на юг.
При этом на острове ежедневно образуется 10 тысяч кубометров отходов.
Все рабочие на этом предприятии с индонезийского острова Ява.
Ява - самый населённый остров в мире: 130 миллионов человек, плотность – около 1000 человек на квадратный километр.
Соответственно, там ужасающе низкий уровень жизни.
В поисках лучшего, люди с Явы перебираются на Бали, устраиваясь на подобные предприятия.
Переезжают целыми семьями, вместе с детьми.
Оплата идет за тонну мусора, одна переработанная тонна - четыре доллара.
В день приезжает около 20-25 грузовиков, груженных мусором.
Привозится мусор, который в дальнейшем разделяют на пластик и органику.
Пластик на заводе отделяют от органических отходов и отвозят для дальнейшей переработки на Яву (куда же ещё).
После сортировки органику сгребают в кучи, где она какое-то время отстаивается.
Затем мусор размельчается и разводится птичьим помётом - получается смесь для удобрения рисовых полей.
Живут эти люди тут же, в бараках среди огромных куч мусора.
Пластик под учёт они складируют к своим жилищам.
Выглядит это ужасно, тошнотворный запах и тучи мух.
Думаю, что этот пост предназначен, в первую очередь, плачущим о своей тяжкой доле.
Может быть, у нас с вами всё не так уж и плохо?
Ухаживают за ними, кормят, обсуждают, устраивают пробные схватки одного петуха c другим или просто наблюдают за ними.
Можно сказать больше: петухи и петушиные бои на Бали - это важная часть понятия "быть балийцем".
Многое о балийском "кокфайтинге" и его метафизике написал американский антрополог Клиффорд Гирц в своей монографии "Глубокая игра", и я, конечно же, использовал информацию из его книги. Прочитав ее, я был частично вооружен некоторыми знаниями, когда появился там, но, тем не менее, теперь это был уже мой личный опыт.
В главных чертах каждый поединок очень похож на остальные: решающего поединка нет, и все они не связаны между собой.
По мере приближения того момента, когда секунданты выпускают петухов, крики становятся почти неистовыми, поскольку игроки, не нашедшие партнеров по доступным для себя ставкам, отчаянно стараются сделать это в последнюю минуту.
Хорошо организованный поединок с высокими ставками балийцы называют "настоящий петушиный бой". Он имеет характер массового сценического действия, и возникает впечатление, что хаос вот-вот захлестнет всех этих людей, которые размахивают руками, кричат и толкаются.
В традиции индуизма страсть является одним из трех основных состояний, в котором может пребывать человеческий разум. Качественно страсть располагается ниже благости, но выше невежества.
Между боями несколько мужчин, каждый с петухом, пробираются на ринг и стараются там подобрать для своего петуха подходящего противника.
После этого берут кокосовый орех с небольшой дырочкой и бросают его в ведро с водой. Орех тонет в течение 21 секунды - этот период называют "тьенг", и его начало и окончание отмечают ударом гонга.
"Балийцы никогда не сделают просто то, что можно сделать сложно, и петушиные бои не исключение из этого правила", - писал Гирц.
Во-первых, существует два типа ставок - главное пари, которое заключается в центре ринга между основными участниками состязания, и множество второстепенных, которые заключаются вокруг ринга между зрителями.
Первое - обычно на крупную сумму, остальные - на более мелкие.
Первое пари является коллективным и заключается между союзами спорщиков, группирующихся вокруг владельцев петухов. Другие индивидуальны и заключаются между отдельными людьми.
Первое - это осторожное, весьма скрытое, почти тайное соглашение членов союзов и рефери, совещающихся, как заговорщики, в центре ринга.
Прочие же пари заключаются вокруг ринга в атмосфере импульсивного крика, публичных предложений и публичных договоренностей возбужденной толпы.
Ставки в первом пари всегда, без исключений, равные, а ставки в других всегда разные. От величины той значительной суммы, что устанавливается в центре, зависят меньшие ставки вокруг ринга.
Андрей на мой невысказанный вопрос рассказал, что в непризнанную республику вливают деньги, помогают реставрировать церкви и восстанавливать инфраструктуру.
Снимаю "хоть что-то", в редакции не поймут, если приеду совсем без материала.
В поисках ракурса полез в кусты, и тут Андрей мне как бы невзначай говорит, что лучше далеко не уходить.Я сделал круглые глаза, на что Андрей ответил: не все мины еще ликвидированы, и порой мирную жизнь тревожит наследие неокончившейся войны. Да, неприятно. И с этого момента мое желание свернуть с тропы улетучилось.
Вот вернемся в Армению, разглагольствовал мой гид, тогда делай, что хочешь, а пока лучше ходи там, где можно. Я бы еще поговорил на тему войны - Андрей был участником боевых действий - но тут среди облаков образовалось небольшое окно, куда прорвался луч света, и я снова забыл обо всем, кроме фотосъемки.
Андрей рассказывает, что бои здесь и за Степанакертом были очень ожесточенными. Кто прав, кто виноват - уже не разберешься, обе стороны убивали и несли потери. Теперь город, особенно в тумане, без какого либо преувеличения можно называть городом-призраком.
В тумане изредка мелькают безмолвные фигурки людей. Он обволакивает все вокруг,не слышно ни звука.
Нет, жизнь такая штука, она не исчезла даже тут. Среди остовов разрушенных домов видны следы новостроек и попытки реставрации там, где это возможно.
Не знаю, как в такую погоду сушится белье, но я видел, как раскачиваются на ветру детские цветные колготки. Среди различных полутонов серого цвета они смотрелись неестественно.
У меня было несколько дней на съемку в Карабахе. Андрей предложил два небольших маршрута, это поселок Истису и, возможно, на обратном пути Кельбаджар и Агдам.
Именно тут проходили наиболее ожесточенные бои. Армянские войска, взяв город, продолжили наступление дальше. Со слов Андрея, больше сил у Армении не было, не хватало ресурсов и людей, поэтому вскоре наступление было остановлено и сегодня этот город фактически находится в буферной зоне.
Я ожидал увидеть хоть какие то постройки, но на многие километры перед нами открывалась безжизненная пустыня. Сохранились сами улицы как направления и кое-где стены не выше первого этажа.
Но надо ехать обратно, уже вечереет, а здесь в темное время суток находиться слишком опасно. И мы возвращаемся в отель, и снова ужин в ресторане. Этот контраст еще сильнее дает ощутить ту пропасть ужаса, которая осталась от войны.
На перевале, как и планировали, встретили рассвет, но полазить по лесистым холмам теперь не хотелось. Недавно проехали табличку с надписью – "осторожно – мины!" (По телевидению часто крутят ролик, "требуются люди в отряды по разминированию".) Дальше, проехав монастырь Дадиванк, начинаем углубляться в ущелья. Здесь заканчивается зона, разрешенная для посещения.
Дорога в ужасном состоянии. И это мягко сказано. Думаю, ее специально никто не восстанавливает. Еле ползем по ухабам и ямам, из ущелья в ущелье, то справа, то слева от нас бурлит горная речка.
По словам редких встречных, у нас не будет особых проблем с проездом. Запомнилась фраза одного сельчанина: "до моста, разрушенного во время войны, вам надо проехать три километра".
Поскольку в деревне практически ни у кого не светят фонари, мы всецело погружены во тьму надвигающейся ночи. Свет идет только от огромных звезд. Места очень красивые. Андрей рассуждает о том, чтобы провести здесь с ребятами маршрут. Мне тоже очень хочется тут поснимать, но нет времени, зовут дела в Москве, а ведь действительно места красивые, не сильно загадывая, думаю о том, чтобы посетить их еще раз.
Мы поняли одно: иногда туда приезжают на охоту. Добравшись до взорванного моста, оставляем "Ниву" и идем пешком. Три километра не сто, планируем за несколько часов управиться.
Оставив позади реку, дорога достаточно резво устремляется вверх и уже вскоре мы выходим на подобие обзорной площадки и впереди видим первые дома. Вернее, то, что от них осталось.
Пока мы шли, никаких следов пребывания человека не встретили, только старые гильзы от охотничьего ружья и свежий помет мишки. Такое ощущение, что вернулся назад на три десятилетия. Следы разрушений и боевых действий, если и были, то уже стерлись. Идем дальше.
Единственное живое место – это источники. Когда-то вода от них подавалась в бассейн санатория. От этого санатория осталась одна стена с барельефами, на которой изображены разные народы многонациональной великой державы СССР. Подойдя ближе, увидел в стене несколько пулевых отверстий.
Посовещавшись между собой, они все-таки решили, что мы ничего не нарушили или вернее не успели нарушить, и нам предписано быстро убираться из этой зоны. Я поинтересовался, а что запретного в том, что мы тут находимся. В ответ нам было сказано, что это приграничная зона, и находиться тут опасно, они как раз и следят за тем, чтобы с туристами ничего не случилось.
