"Когда я вступил в должность президента, больше всего меня поразило то, что дела действительно были так плохи, как мы утверждали", - сказал как-то Джон Кеннеди, и нынешний премьер Великобритании Дэвид Кэмерон, наверное, с ним согласен.
Так получилось, что самые напряженные после всеобщих выборов два дня, когда Британские партии непрерывно совещались, организовывали коалиции, предпринимали демарши и контрмарши, я провела дома, а потому имела прекрасную возможность наблюдать в подробностях за разворачивающейся драмой.
Одно было совершенно ясно - лейбористы выборы проиграли. Однако Гордон Браун упорно окопался на Даунинг-стрит, и подавать в отставку как-то не собирался.
Хитрость британской власти заключается в том, что никто, я повторяю, никто не может вынудить действующего премьера подать в отставку, кроме суровой действительности и его собственной, премьерской совести.
Суровая действительность объясняется тем, что премьер должен иметь под рукой необходимое большинство в парламенте для принятия решений. Если его нет, то в отставку можно, конечно, не подавать, но кто страной-то править будет?
Поскольку ни одна партия не получила необходимого большинства для создания правительства, но консерваторы все-таки всех существенно опередили, то им, как говорится, и карты были в руки. Карты в данном случае определялись возможностью создать коалицию с либеральными демократами.
Было во всем этом, однако, одно большое "но". Уж больно они разные, эти партии. Консерваторы, они же тори, должны были найти точки соприкосновения с партией, ведущей свое происхождение от вигов, то есть со своими дорогими извечными врагами.
Однако деваться лидеру либдемов было некуда, ибо незадолго до голосования Ник Клегг заявил, что вести переговоры о коалиции он будет с партией, получившей большее количество мест в парламенте и больший процент голосов избирателей (что, кстати, по британской выборной системе далеко не всегда одно и тоже).
Все мало-мальски заинтересованные в политике британцы прильнули к экранам телевизоров. Творилось нечто невиданное и противники политического спектра лихорадочно совещались за закрытыми дверями, осаждаемыми толпой журналистов с микрофонами и телекамерами.
Самое скверное заключалось в том, что никто ничего не знал. Изредка перед очами широкой публики возникали представители то той, то другой партии, и, широко улыбаясь, возвещали, что переговоры идут хорошо и конструктивно, типа, не волнуйтесь, но наберитесь терпения.
Как ни забавно, но первое лопнувшее терпение принадлежало лидеру лейбористов Гордону Брауну. Как бы ни хотелось ему продлить свое сидение на Даунинг-стрит, но факты вещь упрямая, и факты говорили, что если у его партии и есть шанс зацепиться кончиками пальцев за власть, то только без него. Потому что ни для кого не являлось секретом, что лидер либдемов его, Гордона Брауна, терпеть не может, и ни на какие сделки с лейбористами, если переговоры с консерваторами провалятся, он не пойдет хотя бы по этой причине.
Застывший в ожидании эфир оживился. Из резиденции премьера выбежали бодрые молодые люди в пиджаках, и стали устанавливать микрофон и небольшую трибуну. Журналисты встряхнулись, публика затаила дыхание.
Собственно говоря, все ожидали, что сейчас пока еще действующий премьер выйдет и объявит о своей отставке, но не тут-то было. Широко улыбаясь (а делать этого ему нельзя категорически, ибо улыбка Брауну подходит примерно так же, как корове ездовое седло), лидер лейбористов объявил, что, во-первых, его партия уже ведет сепаратные переговоры с либдемами, во-вторых, сам он готов потом уйти в отставку, после того, как убедится, что страной руководит надежное и солидное правительство.
Какое-то время все молча похватали ртом воздух. На горизонте замаячил еще один срок лейбористской власти, поддержанной либеральными демократами и с перспективной в неком будущем смены лидера.
Судорожно сглотнув, комментаторы кинулись вдохновенно обсасывать новый поворот событий. Представительный хор известных лейбористских деятелей по всем каналам тянул одно: "Мы гораздо ближе с либдемами, чем тори, мы парламентская, а не президентская страна, следовательно лидер не так уж и важен, важна партия, и вообще все будет замечательно".
Консерваторы, надо думать, впали в ступор. А как же иначе? Вот они сидят и ведут переговоры с партией, получившей третье место на выборах, да к тому же еще и потерявшей места в парламенте, готовые идти на компромисс, и мучительно выискивающие какие-то точки соприкосновения, а тем временем... за их спиной... коварные либдемы ведут переговоры о сдаче с не менее коварными лейбористами?
На обнажившиеся редуты была подтянута тяжелая артиллерия в виде обещания референдума по избирательной реформе. Надо сказать, что это заявление было подобно разорвавшейся бомбе! Можно себе представить, как ликовали либдемы, и как скрежетали зубами закоренелые тори, потому что обе партии придерживаются прямо противоположных взглядов в этом вопросе.
Лично мне было бы безумно интересно узнать, о чем в этот момент думали Ник Клегг и Дэвид Кэмерон. Клегг неожиданно оказался в роли человека, от которого зависит все, и это после того, как долгие годы от него не зависело ничего. Не удивительно, если у него от "радости в зобу дыханье сперло", и голова слегка закружилась.
Кэмерон же, скорее всего, скрежетал зубами от ярости и отчаяния. Ключи от Даунинг-стрит, долгожданная мантия премьера и страстно желаемое место на скамье в палате общин по правую руку от спикера, уже казавшиеся совсем доступными, только, как говориться, руку протянуть, вдруг были безжалостно выдернуты прямо из под носа!
Так и представляется картинка: идет себе ничего не подозревающий и довольный жизнью Кэмерон, видит, на газончике ключи лежат от премьерской резиденции, он только наклонился поднять, а они раз и отскакивают. А отскакивают они не просто так, а потому, что за ближайшей колючей изгородью притаился коварный Гордон Браун с приспешниками и ка-а-а-ак дернет за веревочку!
Сутки страна жила в неизвестности, сутки раздувшиеся от сознания собственной значимости либдемы вели сепаратные переговоры как с теми, так и с другими, и вот наступил момент истины.
Лейбористы были вынуждены признать, что предложить им нечего, и что, видимо, все-таки пора уходить. Перед резиденцией премьера в очередной раз воздвигли трибуну, и плохо скрывающий волнение Браун, вышел в сопровождении жены, чтобы объявить о намерении подать в отставку немедленно: как с поста премьера, так и с поста лидера лейбористов.
Уже почти бывшая первая парламентская семья на короткий момент появилась на пороге Даунинг-стрит с детьми, потом подъехали черные машины с мигалками, детей увели, и машины двинулись по направлению к Букингемскому дворцу, к Ее Величеству, которой, надо думать, изрядно надоело ожидать исхода этого политического спектакля.
В этот момент один из бибисишных комментаторов несколько задумчиво произнес в эфир: "Машина Гордона Брауна пересекает улицу, по которой в своей последний день шел на казнь Карл Первый. Теперь мы меняем лидера несколько иным путем, но не менее эффективно".
Потому что в Британии нет переходного периода, и премьер, отправляющийся к королеве подать в отставку больше уже не возвращается в свою бывшую резиденцию. Через какой-то час, пока тянутся формальности, весь политический антураж полностью меняется, а тот же самый персонал, который только что прощался с одним из обитателей, радушно встречает другого.
Несколько побледневший от счастья Кэмерон, крепко сжимая руку жены, закрыл за собою долгожданную дверью с цифрой 10.
Однако почему-то так и тянет спросить: "Господин премьер! А вы хорошо осознаете, в какую петлю добровольно сунули голову?"
Потому что кризис никуда не ушел, колоссальный бюджетный дефицит, вот он, с нами, а в офисе нового секретаря казначейства поджидала записка от предшественника: "Дорогой новый секретарь казначейства! Извини, друг, но денег нет. Желаю удачи!"
Ну, как тут не вспомнить еще и Уильяма, сами понимаете, Шекспира: "Нет покоя голове в венце". И в ближайшее время не предвидится.
| 10:49, понедельник, 31 мая
